Отродье. Охота на Смерть

В записке Сурену было сказано: "Позвони через десять минут, я спущусь к подъезду. Сгораю от желания!" — столь откровенный, бесстыдный текст не мог не произвести впечатления на похотливого толстяка. Гость оказался ещё более нетерпеливым, чем она предполагала — телефон зазвонил через пять минут. Беззаботно посмеявшись в трубку, Арина сообщила брату, что пришла подружка, которой она обещала книгу и выпорхнула из квартиры.

Сурен ждал в круге света от уличного фонаря. Не успела она подойти поближе или сказать хоть слово, он подбежал, заключил её в медвежьи объятия, попытался поцеловать жирными губами. Арина чуть не задохнулась от кислого запаха пота, которым насквозь пропахла одежда "жениха".

— Постой, пожалуйста… Сурен, я так не могу…

Он отстранился, глупо уставившись на неё:

— Но ты ведь написала…

Вот идиот. Чувство отвращения наполнило её до краёв, но в последнюю минуту отказываться от плана — верх глупости. Она тяжело вздохнула, скромно потупилась, приблизившись на шаг:

— Сурен, ты такой сильный… мужественный, — ей стоило огромного труда подбирать подходящие слова, которые были бы хоть слегка применимы к неприятному мужику, — я не знаю… ты такой… я ночей не спала, ждала нашей встречи…

— Ооо, ты моя девочка, — Сурен расплылся в улыбке победителя, — иди ко мне…

Делать нечего. Она погрузилась в неприятные объятия, попыталась представить, что это не она, а кто-то другой страстно целует щетинистую блестящую физиономию. Поцелуй должен был продлиться достаточно долго. Мысленно досчитав до пятнадцати, Арина с силой оттолкнула влюблённого. Плюнула на асфальт. Отдышалась.

— Да, ладно тебе! Признайся, лучше меня никто не целуется! — откуда-то сбоку пробасил довольный Сурен.

Девушка прыснула, ещё раз плюнула, пытаясь вместе со слюной, выплюнуть воспоминания недавнего позора. Маска нежности сошла с её лица. Арина стала максимально серьёзной:

— Значит так, слушай меня внимательно. Я — закоренелая лесбиянка. Я меняю партнёрш каждый день, меня все в Москве знают, как прожженную сучку. Шлюху. — в голосе зазвучала угроза, — Запомни, я — лесбиянка! А теперь представь, какой позор падёт на твою голову, если в армянской диаспоре кто-то узнает, что ты целовался с лесбиянкой? Целовался с языком, которым она лижет чью-то…

— Стой! — на Сурена страшно было смотреть, он побледнел и покрылся крупными каплями пота, — пожалуйста, никому не говори! Я очень тебя прошу! Что ты хочешь? Денег?

Арина похотливо улыбнулась:

— Мне не нужны деньги… Но с сегодняшнего дня ты на километр не приблизишься к нам с братом, забудь о нашем существовании! Ясно?

Теперь уже плевался Сурен:

— Да, конечно, конечно! Никогда не приближаться! Никогда…

— И ещё… — голос Арины подобрел, — может поцелуй на дорожку? — она сделала губы бантиком. Сурен поперхнулся, окинул её полубезумным взглядом и торопливо попятился.

— Прощай, дорогой!!!

Нет, она не гордилась своим поступком. Ей было неприятно и стыдно, но другого выхода Арина не видела, а в безвыходной ситуации человек способен на многое.

2

Утро началось плохо.

На полчаса раньше будильника зазвонил мобильный телефон.

— Алло, — ещё не проснувшись, ответила Арина.

— Здравствуй, Ара! Хм, как мне нравится твоё имя…

— Кто это?

— Ай-яй-яй… Нехорошо! Начальника нужно узнавать по голосу! На первый раз ты прощена. Я с хорошей новостью… Судя э-э-э по твоей комплекции, я сделал вывод, что ты ленива, нетороплива и любишь поспать, так вот: можешь сегодня валяться в постели хоть до обеда, жду тебя в офисе к 14.00, - голос Прада изменился, став обманчиво нежным, — сладких снов, "малышка", — он захохотал и отключился.

Арина уронила трубку на подушку, хотела снова заснуть, но не смогла, внутри поднимался гнев: "Вот, же гад, если он понял, что я люблю поспать, зачем позвонил — ни свет, ни заря? Чтобы позлить! Тут без вариантов". Она с горечью призналась самой себе, что пока все манипуляции Прада удавались ему на славу. Арина, как ребёнок, велась на провокации, испытывая по его желанию то растерянность, то злость. Девушка снова задумалась: сможет ли работать на человека, который, по своей прихоти, играючи разрушил её уютный устоявшийся мирок, а теперь ещё и напрашивался на ненависть. Неожиданно она обнаружила в себе кроме злости какое-то другое новое чувство. Задумалась. Попыталась вычленить его: чувство имело название — любопытство.