Отродье (СИ)

Верно подметила тетка Смиляна – разомлели гавраны, поутихли.Да не спокоен был воевода Горазд. Опытный воин, многое повидал он на своем веку, и пропажа бортниковой дочки не давала ему спать по ночам. Настойчиво рассылал воевода гаврановы дозоры по бору до тех пор, пока одного из дозорных не растерзали волки. Взъярился на воеводу Марга. С того дня посчитали Стояну сгинувшей, и дозоры в леса более не высылали.

Но осторожен и оглядчив был Горазд. Намётанным глазом,чутьем старого зверя приметил он переменившийся вид и взгляд Гаяны, что на княжеской поварне прислуживала. Бывало, куру иль утицу ощипывает, да молчит, глаза поднять не смея. А тут, обходя терем, услышал воевода, как припевает молодица да пошучивает. А с чего бы ей веселится, коли отца и мужа гавраны загубили?

Велел воевода верному человеку из дворни приглядывать неприметно за Гаяной. На другой день после полудня явился соглядатай доклад держать.

- Никуда из городища не выходила. Ввечеру с сестрой к Смиляне на посиделки ходили, сидели тихо. По раннему утру бита была она стояльцем своим, видать за позднее возвращение. Опосля со Смиляной ходили по всему городищу, полынь рвали.

- Полынь? – озадачился воевода. – Почто?

Челядинец пожал плечами.

- Можа веники вязать. По две корзины набрали. Все городище обошли. На дворе у Смиляны весь ворох свалили. Пополдневала у сестры, а опосля сестрич её, Русавы малец, в лес подался. Хвороста, мол, мать принести наказала.

- Давно ли?

- Сей час в ворота прошел.

Горазд вцепился пятерней в бороду, уставившись на сучок в бревне.

- Все городище, сказываешь, обошли…

Воевода взглянул на челядинца пытливо.

- Что ж малец, один пошел? Неровен час, волк аль другой какой зверь покусится.

Челядинец хитро прищурился.

- И я о том помыслил, батюшка боярин. А потому вослед за ним сынка своего отправил. Он за ним тихонько и приглядит.

Горазд усмехнулся.

- Как вернется сын твой, тотчас ко мне веди.

Оставшись один, воевода принялся мерить шагами горницу. На кой бабам полынь осенняя пожухшая? Брошенные челядинцем слова будоражили Горазда – «все городище обошли». «Не иначе, дозоры высматривали! - пронзила воеводу мысль. – А глубоко в бору, небось, притаилось воинство зареборское и выжидает случая удобного на приступ Белоречья идти. А постреленок Русавы у них посыльный, выходит!».

Воеводу бросило в жар от этой догадки.

«Велеба к недругам лют, а к тем, кто им потакает – ещё лютее. С плеча не рубит, и напрасного риску не любит. Уж ежели нынче только отправил в Белоречье войско, стало быть, добрую рать собрал. Ох, быть сече кровопролитной и казням жестоким».

Так размышлял Горазд, терзаясь догадками, безжалостно теребяи лохматя стриженую полукругом бороду. Мечась по горнице, не заметил, как смеркаться стало. Скрипнула дверь,вошел челядинец – лица на нем нет, а с ним мальчонка лет десяти, тоже бледный и напуганный.

- Говори, что в бору зрил, - приказал воевода мальчишке. – Куда Даньша ходил?

- На заимку дядьки Богоши, - выдавил в смятении тот. – Ждали его там, вои.

- Гавраны? – на всякий случай спросил воевода, хотя и знал уже ответ.

- Нет. Не они. А еще… - заикаясь, молвил паренек. – Еще навья с ними была.

- Кто? – переспросил Горазд.

- Бортничиха, Стояна, дочка Богошина, кою волки заели.

- Вот как, - качнул головой Горазд. – А припомни-ка, храбрец, сколько тех воев было и были ли у них щиты чем-нито расписаны?

- Трое было, - после недолго раздумья ответил мальчик. –Со щитом один, на нем - кур багряный огненный.

- Ступай, малец. Смелым витязем вырастешь, - отпустил Горазд мальчишку.

Проводив сына и притворив плотно дверь, челядинец склонился перед воеводой.

- Батюшка боярин, - спросил с тревогой. – По всему - Велеба рать прислал. Чего ж делать теперь?

- Тебе – молчать, - жестко ответил Горазд. – Не то языка лишу. А паче отпрыску своему накажи, да припугни: мол, кто навью видел да разболтал о том – сам помрет.

Ясная звездная ночь опустилась на Белоречье, пахнула холодным воздухом. Погасли огни в домах, затихли всякие звуки, людьми производимые. Псы и то притихли, словно чуя надвигающуюся опасность. Обошел Горазд дозоры, поглядел, не хмельны ли сторожа. Покачал сокрушенно головой, увидя у многих баклаги с брагой, да браниться не стал – питие в дозоре гавраны за порок не считали. Бодрствовали стражи, и, хоть и во хмелю да вполглаза, стерегли подступы к городищу и выходы из него.