Отрок. 7 часть

— Лупили-то скопом, но сначала-то Чума на Митьку кинулся и кистенем по ребрам схлопотал. Можно же было на этом и остановиться!

Так нет! Как тесто месили, Алексей еле отнял. Всю жизнь воюю, а такого не припомню, чтобы одновременно трое в задницу раненых было.

А тут — пожалуйста: Роська, Варька и Ефим-Чума. С ума с вами со всеми сойдешь. Дед покряхтел, устраиваясь на лавке поудобнее и велел Машке налить сбитня. Выпил, расправил усы и осведомился:

— О чем ты еще там спрашивал? Как оно всё вообще? Отвечаю: плохо!

Девять ратников потеряли и десяток Тихона взбунтовался.

— Что-о?!! — Мишка неловко шевельнул головой и почувствовал резкую боль в ушной раковине. — Как взбунтовался? Погоди, деда, это же бывший десяток Глеба?

— Ну, да. И Глеб вместе с ними.

— А Тихон?

— Тоже с ними.

«Тихон племянник Луки, а того сейчас в Ратном нет — боярскую усадьбу обустраивает. Так нам что же, еще один десяток расстреливать придется? Точно: опричниками становимся. Дожили!».

— Деда, так нам опять бунт подавлять?

— Ишь, разошелся! Понравилось, что ли? Не надо ничего… Как ты сказал? Подавлять? Давильщик, ядрена Матрена… Обошлось, так договорились.

— Деда… Маш, да брось ты эту кашу! Остыла уже, в рот не лезет.

Деда, объясни толком, я не понял ничего.

— Кхе! Я тоже не понял… поначалу. Значит, собрал я стариков — кто с серебряными кольцами. Хоть раньше такого и не было, но спорили недолго. Приговорили: семьи бунтовщиков из Ратного изгнать. Только расходиться собрались, явился дружок твой — поп.

«Помилосердствуйте», говорит, «Бабы, детишки». Я его за шиворот и в сарайчик, где девки Семеном порубленные лежат. Вот, говорю, тоже детишки. Любуйся! Он аж позеленел весь. Ну, оставил я его в сарайчике, а сам послал людей с приказом.

Разрешил каждой семье взять вещей и припасов, сколько в одной телеге поместится, и чтобы на следующий день духу их в Ратном не было! А с утра Нинея заявилась и в ту же дуду, что и поп, дудит! Дети, мол, в отцовых грехах неповинны. А о том, что эти дети вырастут, да за своих отцов мстить станут, только я думать должен? Так нет! Засела у подружки своей Беляны и сидит, ждет… Отец Михаил, тоже, как отпел покойников, такую проповедь закатил! С царем Иродом меня сравнил, святоша… — Деду явно хотелось ругнуться, но мешало присутствие Машки. — Машка!

Давай-ка, пои Михайлу лекарством, да уматывай. Сидишь тут, уши развесила…

«Классическая ситуация — решение одной проблемы, тут же, порождает целый букет других проблем. Вообще, управление подобно траектории движения горнолыжника — окончание одного поворота, одновременно, является началом поворота следующего.

Но как же деду трудно! Не от хорошей жизни он мне тут душу изливает, больше-то некому. Жену схоронил, Листвяна, видимо, для этого не годится. Мог бы, наверно с матерью поговорить, она — женщина умная… Нет, у деда принцип: „первому лицу жаловаться некому“. Может, ему совет нужен? А что я могу?».

— Деда, а как с десятком Тихона договорились?

— Да, тут такое дело вышло… Кхе… Понимаешь, был в том десятке один ратник, Николой звали… Семен ему однажды жизнь в бою спас.

Побратались они. Ну не мог он Семену в помощи отказать! Пошел вместе с ним… Кхе… Хороший мужик был, воин справный, семья большая… Короче, собрались они всем десятком… да какой там десяток — пять человек осталось, да Глеб шестой. Собрались на дворе у Николы и говорят: «Не дадим Глашку с детьми выгонять, и всё тут!». Ну, не убивать же их, тем более, что и не виноват был Никола, особенно.

Дело чести… Кхе… Не своей волей пошел. Ну, я отступился… Пока. Семеро детей, из них четыре парня…

Маленькие еще, у Николы сначала три девки подряд родились… А ту еще Аристарх — репей старый… Анисью — жену Семена — к себе забрал вместе с детишками. Тоже говорит: «Не отдам дочку с внуками!». И Бурей туда же! Я же говорю: с ума все посходили!

— Бурей? — Удивился Мишка. — А он-то чего?

— Того! Бурей Доньку, когда-то, Пентюху то ли подарил, то ли выменял на что-то. А теперь обратно забрал, на кой ему такое сокровище? И, ведь, как всё удумал, поганец! — Дед звонко шлепнул ладонью по колену. — Взял, да пентюхову развалюху церкви пожертвовал! Благо, радом с домом настоятеля стоит. И не подойди к нему: его холопка, что хочет, то и делает!

«Умен обозный старшина! Со всех сторон обставился: холопку, вроде бы, в аренду Пентюху сдавал, а дом… Стоп! А дом-то?».

— Деда, а Бурей имел право домом Пентюха распоряжаться?

— Имел, не имел… Ты теперь отними, попробуй. У церкви-то!

— А остальное имущество бунтовщиков?

— Михайла! — Дед укоризненно собрал на лбу морщины и шевельнул рассекающим щеку шрамом. Я тебе про людей толкую, а ты — про барахло.

— И, все-таки? Деда! Дед перестал морщиться и слегка подался вперед, похоже, действительно, ждал от внука совета — привык уже, что от Мишки можно получить неожиданную идею. Но давать советы главе рода при Машке не стоило.

— Маш, давай-ка мне лекарство. — Мишка глотнул поданное сестрой, горькое, вяжущее рот пойло, сморщился и попросил: — Запить… Дед правильно понял мишкины маневры и заторопил Машку: