Отрок. Ближний круг

Статистически наиболее вероятен первый вариант. Скажем, насмотревшись на натуралистические сцены, сопровождающие грабеж беззащитных сел, вы начнете стрелять и резать… кого? Отроков Младшей стражи – сомнительно, но всякое может быть. Ратников лорда Корнея – более вероятно. Людей боярина Федора – первоочередные кандидаты. Мда-с, ситуация, позвольте вам заметить…

Э-э, любезнейший, а не напрасно ли вы на Нинею злобились и Зверя Велеса по загривку лупили? А если она вам таким образом шок от натуралистических сцен хотела смягчить? Посмотрела, во что вы превратились после подавления бунта, и решила слегка повысить порог восприимчивости, чтобы вас, сэр, опять в аут не вынесло? Гм, вполне может быть, она же в моем психическом здоровье заинтересована… пока. Или все-таки просто заинтересована? Ладно, время покажет, но… Но тогда, в свете признаний пленного, становится понятна и попытка «пришпорить» мистера Алекса – пока Журавля «нету дома», надо форсировать события! Значит, знала о его отъезде? Имеет осведомителей? Сильна бабка – комплексный подход, выигрыш сразу по нескольким параметрам… но какого хрена?! Вы феодал, сэр, или не феодал? С какой это стати вы собой манипулировать должны позволять? Даже если она это творит с самыми лучшими намерениями… Ладно, продолжим потом – похоже, совещание закончилось».

На крыльцо хозяйского дома, переговариваясь между собой, начали выходить ратнинские и погостные десятники. Судя по оживлению людей боярина Федора, решение о продолжении похода было принято, и предвкушение богатой добычи несколько поумерило «болезнь красных глаз», поразившую погостных ратников.

На общем фоне заметно выделялся десятник Тихон – смурным видом и цветущими во всю рожу синяками: судя по всему, дядюшка Лука, крепко «поучил» племянника за забывчивость, а потом предъявил «свидетельства педагогического воздействия» Корнею, чтобы сохранить за Тихоном должность десятника. После славной победы над превосходящими силами противника, особенно если учесть, что сотня одержала победу именно на переправе, а значит, смыла с себя позор поражения, пережитого во время последнего похода на Волынь, Корней должен был быть в добром расположении духа и вполне мог удовлетвориться «семейным воспитанием» в исполнении Луки.

Мишка уже собрался пройти мимо десятников в дом, как вдруг на плечо его опустилась тяжелая рука и над головой раздался голос десятника Фомы:

– Куда разогнался, мелкота?

Первой, уже привычной реакцией, была попытка имитировать поведение подростка – вывернуться и сказать что-то типа: «Пусти, меня дед позвал», но Мишка сдержался. Остановившись – Фома держал крепко – Мишка, не глядя на десятника, раздельно произнес:

– Руки. Убери.

Фома, как и следовало ожидать, не послушался, а рывком развернув отрока к себе лицом, угрожающе произнес:

– Чего это тут щенок тявкает?

«Держать марку, сэр, раз уж решили. Как учила Нинея: даже в мелочах, будь они трижды неладны!»

– Боярич идет к боярину, – все так же подчеркнуто членораздельно ответил Мишка, – и не твоего ума дело, зачем!

Фома даже не удостоил его традиционного вопроса: «Что ты сказал?» – просто пихнул так, что Мишке, во избежание падения, пришлось сделать несколько шагов назад. Рука сама дернулась к оружию, и опять пришлось сдержаться, и не потому, что Фома легко справился бы с подростком голыми руками, а потому, что сейчас нужен был не Бешеный Лис, а боярич Лисовин, и только боярич Лисовин.

Фома шагнул, было, следом за отступившим Мишкой, занося руку для затрещины – настоящего боевого удара сопляк не заслуживал, но его вдруг придержал десятник Егор.

– Погоди, Фома, остынь.