Отрок. Ближний круг

В этих-то хоромах Мишка и поселился с матерью и сестрами (что, естественным образом, породило к жизни женскую половину дома), сюда же вселили брата Сеньку, после того, как «детский десяток» перебрался в крепость, сюда же почти ежедневно наведывался Алексей (бывало, и с ночевкой, но этого как бы никто не замечал).

Здесь же организовывались «семейные» ужины для отличившихся отроков, а под гульбищем, на некоем подобии деревянного тротуара, стояли скамьи для вечерних посиделок с песнями. Однажды отроки и девицы спрятались под гульбищем от дождика, а потом все так и осталось, сделавшись привычным.

Очень быстро Мишка убедился, что название «покои» тоже имеет совершенно конкретный практический смысл – обрести покой можно было только во внутренних помещениях. Хоромы действительно были центром общественной жизни, сопровождавшейся соответствующей суетой. Суету эту Мишка сам для себя разделил на несколько частей.

Первая – официальная. Стоя на крыльце, Мишка принимал утренний развод и вечернюю поверку, а также смену дежурных десятков. Принимал доклады, оглашал приказы и распоряжения, подводил недельные итоги соревнования между десятками и осуществлял прочие формальные публичные акты руководства Академией, а «на сенях» проводил заседания Совета Академии и «педсоветы» с наставниками.

Вторую составляющую суеты Мишка про себя поименовал «деловой». В терем постоянно перли посетители с делами самой разной степени важности. То являлась «шеф-повар» Плава и обрушивала на Мишку ворох кухонных проблем, то являлся с очередным скандалом Сучок (ну просто не мог он изложить даже простейший вопрос в иной, нежели склочно-пожарной тональности). То прибегал с подбитым глазом дежурный десятник и сообщал, что подрались силяжские с шеломаньскими (понимай: шестой десяток с девятым), наставники с дежурным десятком их угомонили, даже опричников звать не пришлось, но в темницу два десятка разом не запихнуть, да там и без того пятеро обретаются. То Роська «радовал» тем, что завтра ожидается аж семеро именин, но про одного святого из этой семерки он ничего отрокам рассказать не может, и надо срочно скакать в Ратное к отцу Михаилу. То черти приносили «кинолога» Прошку, длинно и занудно живописующего прямо-таки непреодолимые трудности с выбором имени для недавно родившегося теленка… и прочие дела, делишки, делища!

Для третьей составляющей суеты Мишка названия так и не придумал – просто суета от постоянно мелькающих лиц, обрывков разговоров и вообще непонятно чего. На протяжении дня обязательно находились поводы и причины заглянуть в хоромы у двоюродных братьев и крестников; на гульбище после обеда каждый день собирались и о чем-то толковали между собой наставники (другого места им не нашлось!); по подклету все время зачем-то лазали плотники Сучка и строители Нинеи (слава богу, наверх не лезли); какие-то бабы и девки (и откуда их столько?) постоянно таскались на женскую половину дома; по горницам, наподобие привидения, шастала Красава в компании Саввы… Порой так и подмывало схватить какой-нибудь предмет поувесистей и вышибить всю эту публику на крепостной двор, сопроводив сие управленческое воздействие соответствующими высказываниями из арсенала ненормативной лексики. А потом поставить на входе караул и ввести пропускную систему.

Четвертая составляющая суеты была, и вообще, атас – женская! В самых неожиданных местах терема все время попадались девки с тряпками и вениками; какие-то другие девки носились туда-сюда с горшками, ведрами, кувшинами коробами и еще бог знает с чем; третьи девки (а может и те же самые?) таскались с подушками, сенниками, одеялами и еще каким-то тряпьем. Все это выбивалось, вытряхивалось, сушилось и проветривалось на солнце, время от времени всю эту колготню, словно ледокол, прорезал громко сопящий Простыня с каким-нибудь неподъемным сундуком в руках, а руководила всем этим непостижимым в своей скрытой логике процессом горластая баба, которую в глаза величали Лизаветой, а за глаза Керастью[51].

Девки то хихикали, то перекликались звонкими голосами, то поодиночке, а случалось, и компанией, хныкали в уголках. Что-то где-то падало (порой и разбивалось), где-то лилась вода, где-то хлопали по выбиваемым сенникам палки, кого-то отчитывала Лизавета…

Однажды Мишка то ли со зла, то ли для эксперимента (сам не понял) высунулся из сеней-кабинета-гостиной и гаркнул во всю мощь голоса:

– А ну, тиха-а-а!!! Чапай думать будет!!!

Единственным результатом акустического воздействия было то, что боярича облаял Роськин щенок Ворон, по своему разгильдяйскому обыкновению то ли прогуливавший занятия у «кинолога» Прошки, то ли смывшийся из вольера и принимающий деятельное участие в коловращении людей и предметов в районе кухни.