Отрок. Ближний круг

Будет вам изгаляться-то, сэр, не смешно! Мужики вполне серьезно головы решаются подставить, и все из-за вас, любезнейший! Но лорд Корней-то миром вопрос решал! И что решил? Обвела его Нинея, чуть ли не влюбила в себя и осталась при своем интересе! Вот теперь Туробою и приходится исправлять».

– О чем задумался, Окормля? – прервал Мишкины размышления ратнинский староста. – Что-то ты недобро глядеть стал, на кого осерчал-то?

– Неладно у нас как-то переплелось все, батюшка Туробой. Дело не только в Красаве, тут и Юлька, и, я так думаю, что и матушка моя…

– Во-во, все зло от баб!

– Да не о том я!..

– А я о том! – нажал голосом староста. – А виноват в этом ты! Робость твоя, страх твой, ну и молодость, конечно… Не знаешь ты баб, не понимаешь и боишься!

«Ну, дядя, это ты загнул! Было б мне и вправду четырнадцать… Однако ж, возразить что-то путное возможности нет…»

– И оттого… – продолжил развивать свою мысль Аристарх, – …придумал ты себе оправдание: я, мол, в бабьи дрязги не лезу, сие мужчины недостойно! Скорее всего, даже и не сам придумал, а услыхал от какого-то дурня и обрадовался – все, можно ни о чем таком не задумываться и голову над вещами непонятными не ломать.

«Кхе, как говорит лорд Корней! Ну надо же…»

– Вот и получается, что ты как бы полуслепой и полуглухой: половина событий и их причин, половина знаний и пользы от них, половина жизни мимо тебя проходит! – Аристарх, похоже, зацепился за любимую тему, для озвучивания которой у него не всегда находилась аудитория. – Да, наука непростая, тут все важно: и как посмотрела, и что сказала, а что не сказала, а только подумала, и как повернулась, и во что одета… Ты даже и вообразить не можешь, сколько всего узнать можно и как на жизнь Ратного повлиять, если правильно это все понимать!

«Угу, капитан Батлер, помнится, тоже в дамских нарядах на уровне эксперта разбирался, но персонаж-то этот женщиной выдуман».

– А уж если внимательно поглядеть, как бабы друг с другом себя ведут… – продолжал вещать Аристарх. – Вот, к примеру, сотник с десятником разговаривает или старик с отроком, тут все понятно: кто главный, кто подчиненный, кто приказать право имеет, кто повиноваться обязан. А у баб? Все на намеках, на недомолвках, со стороны не всегда и поймешь, а строгость, случается, почище, чем в воинском кругу…

– Отроки переправляются! – прервал излияния Аристарха Мишка.

– Ага… ну, ладно, я тебе потом все в подробностях объясню. Дед-то тебе такого не расскажет, он всегда до бабьей сласти слаб был. Сейчас-то уже ничего, а по молодости… сколько Аграфена-покойница слез пролила да утвари домашней об него изломала… Э-э… который из них Степан-то?

– Вон тот, который первым на берег сошел, гнедого коня в поводу ведет.

Дорога от переправы у Михайлова городка до Нинеиной веси была уже крепко убита копытами и тележными колесами, кусты и мелкие деревья выкорчеваны, низко свисающие ветви деревьев обрублены. При нужде по этой дороге могли свободно ехать три всадника в ряд, да и встречным телегам разминуться не мешало ничего. По меркам XII века прямо-таки автобан, правда, только в сухое время: после нескольких дождливых дней «дорожное полотно» обращалось месивом, в которое тележные колеса в иных местах погружались почти по ступицы.

Мишка с Аристархом ехали стремя в стремя, а опричники держались шагах в двадцати позади них – староста хотел поговорить без посторонних ушей. Кони тащились, что называется, нога за ногу – до Нинеиной веси меньше версты, а разговор был интересным. Вернее не разговор, а монолог Аристарха-Туробоя. Как выяснилось, официальная история Ратного и ратнинской сотни обо многом, очень обо многом, умалчивала. Впрочем, Мишка, внимательно слушая, не забывал и о том, что цель Аристарха-Туробоя – воспитать из него своего преемника, а значит, объективности и строгой достоверности ожидать от него было бы наивно.