Отрок. Ближний круг

Условия договора были не такими уж и жесткими: потомки беглых киевлян переходят в полное подчинение воеводе Александру и формально принимают христианство. Сам же Александр обязуется ни в чем не делать разницы между своими дружинниками и пришлыми, не менять десятников и, самое главное, не препятствовать тайному поклонению Перуну. Дополнительно Непщата выторговал обещание не заставлять его людей поднимать оружие на единоверцев, которые не пожелают пойти под руку Александра и принять христианство.

Харальд-Александр оказался воеводой умелым и на выдумку изощренным – не только выполнил обещание, но и сумел не настроить против себя вновь обретенных подчиненных, добивая перуничей, не пожелавших пойти под его руку. Умудрился как-то подставить их под мечи угров, а может, они и сами попались – люди по-разному рассказывали. Новые же воины очень быстро стали для Харальда-Александра более близкими, чем те, кого под его начало отдал князь Ярослав, поскольку тоже втайне поклонялись Перуну, и во многих из них текла варяжская кровь. Так Непщата Лисовин возвысился из десятников в полусотники и вместе с еще тремя десятниками – Данилой Репьем, Андреем Притечей и Еремеем Стужей – составил ближний круг воеводы.

«Все вранье! Тайный язычник во главе христианской дружины покорешился с теми, кого пришел карать, а дружина молча стерпела? Не бывает такого! Либо достоверные сведения о тех событиях вообще не сохранились и эпизод целиком вымышлен, либо на самом деле тогда произошло что-то такое, о чем рассказывать уж и вовсе неприлично».

От угров отбились, но мира в Погорынье не наступило. Остались те потомки беглых киевлян, которые через женитьбы и замужества оказались в дреговических родах, но не перестали класть требы Перуну. Они окаяли Лисовина и присных его предателями и посчитали своей обязанностью всех их истребить до последнего человека. Воинская выучка у них была если и похуже, чем у лисовиновских ратников, то ненамного, а погорынские леса они знали, как собственное подворье, так что война продолжалась уже и после смерти Непщаты и Харальда-Александра, и пощады в той войне не было ни для кого. Это-то и удерживало вместе таких разных, по сути, людей, как бывшие черниговцы и бывшие киевляне.

Длилась эта война, затухая и снова разгораясь, долго – почти столетие, но ратнинцы постепенно одерживали в ней верх, потому что держались кучно, село свое строили и содержали, как крепость, а всех пригодных к тому мужчин тем или иным способом привлекали к воинским делам. Противники же их были разбросаны по разным селищам и, с течением времени, находили у односельчан все меньше и меньше сочувствия – тем, кто Перуну не поклонялся, и с самого начала причина конфликта, что называется, не легла на душу, а многолетнее кровопролитие, которое, хочешь не хочешь, захватывало и их, вконец осточертело.

Так уж распорядилась судьба, что последний отряд перуничей из дреговических селищ полег на дороге из Княжьего погоста в Ратное под мечами Корнея Лисовина и Андрея Немого, да под самострельными болтами мальчишек из того же рода Лисовинов. А последнего воеводу дреговических перуничей с подсеченными жилами и изуродованным лицом утащил в лес на мучительную смерть старший отрок из последнего поколения Лисовинов Михаил Бешеный Лис. И у тех из ратнинцев, кто худо-бедно знал подлинную историю ратнинской сотни, появился повод поскрести в бородах и затылках: больно уж чудесным выглядело совпадение – последнее слово в почти вековой вражде сказал этот непонятный и необычный отрок, в столь юном возрасте проявляющий способности и совершающий деяния под стать зрелому мужу, причем отнюдь не рядовому.

Мишка уже было собрался в очередной раз внутренне усмехнуться: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…», но тут Аристарх снова заговорил о князьях, да не о Рюриковичах, а о делах более древних – о легендарном основателе Турова – князе Туры. По словам Аристарха выходило, что пришли из-за моря какие-то варяги, и их предводитель Рогволд сел в Полоцке, а некто Туры, то ли родич, то ли ближник Рогволда, заложил город имени себя и сделался князем.

Отец Михаил озвучивал для учеников своей школы иную версию: варяжский витязь Тур из дружины киевских князей Аскольда и Дира заложил город, дал ему свое имя, стал князем, а впоследствии крестился сам и крестил свою дружину.