Отрок. Покоренная сила (Часть 5-6)

Мишка сначала ляпнул, а потом только вспомнил, что мать — тоже купеческая дочь.

— И давно ль боярином себя чувствуешь, сынок? Носом за небо не цепляешься еще? Ты уж прости нас худородных, если обидели чем…

— Да не обо мне речь, мама! — Мишка готов был провалиться со стыда, но нужно было как-то разруливать ситуацию. — Они не должны в нас нанятых слуг видеть! Понимаю я, что дядька Никифор все Ратное может купить и с пустым кошелем не останется, знаю, что есть купцы и умнее и богаче бояр… Но надо же было как-то с этих оболтусов столичный гонор сбить! Способ только один — показать, что отношения между сословиями и у нас такие же, как в Турове: боярин есть боярин, купец есть купец, а купеческий сын только на отцовом подворье на работников может покрикивать, и больше нигде…

— Ишь как разговорился — мать улыбнулась — уймись, все ты верно сделал, но запомни: станешь перед ратнинцами нос задирать, с тебя самого гонор так собьют, что вмиг про боярство забудешь. И так на тебя уже мужи косо смотрят… Ладно, говорили уже об этом.

— Мам, а чего дядька Лавр такой мрачный сегодня? — поспешил Мишка сменить тему. — И тетка Татьяна на берег не пришла.

— Дела семейные, тебе-то что?

— Ну… Я, как бы, в ответе за них… После того… — Под материным внимательным взглядом Мишка почувствовал, что опять ляпнул что-то не то. — Хочется же, чтобы у них все хорошо было…

— Всё у них и хорошо, — в противоречие собственным словам, мать как-то невесело вздохнула — размолвки у всех бывают, только всяким нахальным мальчишкам совать в них свой нос вовсе не надобно.

«Э-э, погодите-ка, сэр Майкл! Что-то леди Анна крутит. Когда вы намекали на ее отношения со Спиридоном, она к этому гораздо мягче отнеслась, даже с юмором. А тут сразу: „Не суй нос!“ Мать, Лавр, Татьяна — классический любовный треугольник. И обе женщины не смогли родить Лавру ребенка, правда, по разным причинам — мать с саней на полном ходу упала, а Татьяне волхв подгадил. Потом влез я со своим „колдовством“, потом появился Спиридон. Теперь вот, еще и „Лешенька“ с похоронными настроениями и пристукнутым отпрыском в придачу. Как мать ахнула, когда его узнала! Близкий друг юности, побитый жизнью… Женское сердце не отозваться не может. А Лавру что с того? У него же с женой вроде бы все наладилось? Черт ногу сломит… А! И правда — не мое дело!»

— Мама, Анька сама придумала платок Николаю дать, или ты подсказала?

— Ну, Мишаня, ты сегодня видать весь ум на воинские дела истратил! Или — мать хитро улыбнулась — с Юлькой на лавочке лишку пересидел?

«Блин! Уже доложили! Деревня, туды ее…»

— А причем здесь Юлька-то?

— А при том! Сестры твои нигде дальше Княжьего погоста не бывали никогда, а здесь парни из Стольного града. Аж изъерзались обе в седлах: «Поедем, мама, посмотрим, поедем, посмотрим» — эка невидаль! Такие же сопляки, как и везде.

— Но ведь хорошо же все получилось, мама! Отроки на вас теперь молиться готовы…

— Ничего хорошего! Боярышни себя блюсти должны! В Турове вокруг них и не такие парни крутиться будут, и что ж, к каждому вот так — нараспашку? Думаешь, она Николу пожалела? Да ни чуточки! Ей надо было чтоб все только на нее смотрели! Если она себя и в Турове так вести себя будет… И ты решил, что эту дурь я ей присоветовала сотворить?

— Но ты же сама…

— Да! Тебе помогала! Николая приласкала, на тех двоих и не посмотрела — сразу видно, что и женщины в Ратном воинский порядок понимают. И того, что я сделала, было достаточно, а Анька… Ну я ей еще покажу, как себя вести надо! И ты тоже хорош, сынок! Простых вещей не понимаешь, а во взрослые дела нос суешь!

Похоже было, что вовсе и неявная попытка Мишки разобраться в хитросплетениях взаимоотношений женщин и мужчин в семье Лисовинов и около нее, зацепила мать всерьез. Скорее всего она и сама еще не разобралась с собственными эмоциями, взбаламученными приездом Алексея, и сработала перенятая у деда за многие годы семейной жизни, привычка. У сотника Корнея тоже смущение или неуверенность очень быстро переходили в злость, то ли на себя, то ли на окружающих, не поймешь.

— Минь, я отлучусь на ладью? — тихо спросил подъехавший сзади Роська. — Ходок приглашал.

— Давай, Рось. Не забудь передать насчет тех двоих, чтобы на ладьи не пускали.

— Ага, передам. Я заночую там. Можно?