Отрок. Внук сотника

Ярко-голубой шелк развернулся у Юльки в руке, упав одним концом на снег. Мишка отъехал к дороге и обернулся. Платок в опущенной Юлькиной руке все так же лежал одним концом на снегу, Мишка ждал, что она махнет ему на прощание, но девчонка стояла совершенно неподвижно. Мимо него уже пошли, по трое в ряд, конники, лошадь сама, без команды всадника начала разворачиваться вслед за ними, и из-за этого стало неудобно смотреть. Пришлось обернуться уже через другое плечо, Юлька все так же стояла рядом с женщинами, опустив руки. Так и не дождавшись прощального жеста, Мишка послал лошадь вперед, догоняя голову колонны, где, сверкая на весеннем солнышке золотой гривной, ехал дед. И только возле самого поворота, когда из-за расстояния уже было не разобрать лиц, обернувшись в последний раз, он увидел, как на фоне серой стенки фургона взметнулся и опал, словно язычок голубого пламени, его подарок.

Всю дорогу после этого в голове у Мишки, не переставая, крутился старинный мотив:

И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.

«М-да, прощай, любимый город, уходим завтра в море. Романтика, блин, сколько раз в море уходил, никто с причала не махал, порт – режимная территория, без пропуска не пройдешь. О чем поэты думают? Чего Юлька стояла, как оглушенная? Может, не надо было вот так, при всех? Так дед все равно протрепался при бабах… Или обиделась на то, что я Настене на нее нажаловался? Некрасиво вообще-то получилось…»

Чиф коротко рыкнул и выжидающе уставился на хозяина. Мишка, уже давно изучив все интонации его рыка, понял, что пес учуял людей, и натянул поводья, останавливая лошадь.

– Тихон, Чиф людей впереди чует.

– Стой! – вполголоса скомандовал своим людям Тихон, потом спросил Мишку: – Как думаешь, далеко?

– Ветра нет, значит, не очень.

– Щиты на руку! Минька, назад!

Щиты, собственно, и так были в руках, а не висели за спиной, но, для того чтобы левая рука не уставала, ратники опирали их нижний край на бедро левой ноги. После команды Тихона щиты поднялись, оставляя только узкую щель между своим верхним краем и нижним краем шлема. Через эту щель, как через амбразуру, всадники настороженно оглядывали заснеженный лес.

Тихон явно колебался. С одной стороны, переть на рожон, не зная, кто впереди и сколько их, было бы глупо, с другой – вернуться назад и доложить, что пес что-то там учуял, но неизвестно что, тоже не самый мудрый ход. Сомнения разрешил сам невидимый противник: одна стрела сломалась об окантовку щита Тихона, вторая рванула его за бармицу. Еще несколько стрел с хрустом впились в щиты дозорных, один из них охнул и припал к шее коня. У Мишки щита не было, и он почувствовал себя словно голым, пригнулся в седле, и тут же над головой свистнуло.

– Назад! Щиты за спину! Гони!

Мишка рванул левый повод, лошадь шарахнулась, и он накренился в седле, чуть не свалившись на землю. Это спасло его от еще одной стрелы, проскочившей под локтем и впившейся лошади в шею. Лошадь вздыбилась и начала валиться вбок, Мишка еле успел выдернуть ногу из стремени и вместе с животным повалился на дорогу. Подхватив выпавший самострел, он рванулся было к ближайшим кустам, но прямо перед его лицом в снег воткнулись две стрелы.

– Не стрелять! Живьем его, живьем! – раздался чей-то злой голос.

«Блин, это меня живьем брать собираются! Влип! Наши ускакали, но скоро вернутся, надо как-то выкручиваться».

Всего в двух десятках шагов на дорогу выскочили трое и, вытягивая из-за поясов топоры, побежали к Мишке. Он перекатился за труп лошади и потащил из сумки болт; слава богу, самострел был взведен заранее. Топот ног все ближе, Мишка осторожно высунулся из-за лошадиной туши и увидел, как на ближайшего мужика кинулся Чиф. Всего один рывок клыков – и мужик с разорванным горлом опрокинулся на спину, второй замахнулся топором, но тут в Чифа ударила стрела. Пес даже не взвизгнул, а почти по-человечески вскрикнул и распластался на снегу.

– Чиф!!! Сволочи, мать вашу!

Болт вмял овчину на груди у подбегающего мужика и, теряя оперение, вошел в тело на всю длину, мужик, сделав по инерции еще несколько шагов, споткнулся о лошадь и упал почти прямо на Мишку.

– Падлы! Всех замочу! На, пидор гнойный!

Мишка вырвал из руки покойника топор и швырнул в третьего лесовика, тот охнул и схватился за колено, свистнул Мишкин кинжал, и тать, брызгая кровью, забился на дороге. Тут же стрела рванула рукав кольчуги, опрокидывая Мишку на спину. Вторая стрела свистнула перед самым лицом и воткнулась в снег.