Отрывочные наброски праздного путешественника

Мы провели въ Бермудѣ четыре дня: три ясныхъ на воздухѣ и одинъ дождливый въ комнатѣ, такъ какъ намъ не удалось найти яхту для катанія. Теперь нашъ отпускъ кончился и мы опять сѣли на корабль и поплыли домой.

Между пассажирами былъ одинъ худой и слабый неизлечимо-больной. Его усталый, страдальческій взглядъ и печальный видъ привлекали всеобщее участіе и состраданіе. Когда онъ говорилъ, что случалось очень рѣдко, въ его голосѣ слышалась какая-то особенная мягкость, которая дѣлала всякаго его другомъ.

На слѣдующій вечеръ путешествія — мы всѣ сидѣли въ курительной каютѣ въ то время — онъ понемножку вмѣшался въ общій разговоръ. Слово за слово онъ впалъ въ автобіографическое настроеніе и результатомъ былъ слѣдующій оригинальный разсказъ…

Исторія больного[4].

На видъ мнѣ лѣтъ шестьдесятъ и я кажусь женатымъ, но это только слѣдствіе моего болѣзненнаго состоянія, такъ какъ въ дѣйствительности я холостъ и мнѣ только сорокъ одинъ годъ. Вамъ трудно будетъ повѣрить, что я, представляющій изъ себя теперь только тѣнь человѣка, два года тому назадъ былъ здоровымъ, дюжимъ дѣтиной, человѣкъ стальной, настоящій атлетъ, а между чѣмъ это сущая правда. Но еще оригинальнѣе то обстоятельство, изъ-за котораго я потерялъ здоровье. А потерялъ я его въ одну зимнюю ночь, во время двухсотмильной поѣздки по желѣзной дорогѣ, помогая сберечь ящикъ съ ружьями. Это совершенная истина и я разскажу вамъ въ чемъ дѣло.

Я родомъ изъ Клевелэнда въ Огіо. Однажды зимнею ночью, два года тому назадъ, я вернулся домой въ страшную мятель, какъ разъ послѣ сумерекъ. Первая вещь, которую я услышалъ, входя въ домъ, было извѣстіе, что мой дорогой товарищъ и другъ дѣтства, Джонъ Гаккеттъ умеръ, наканунѣ и что его послѣднее желаніе было, чтобы я перевезъ его тѣло къ его бѣднымъ старымъ родителямъ, въ Висконсинъ. Я былъ очень пораженъ и огорченъ, но терять время въ сожалѣніяхъ было некогда, я долженъ былъ сейчасъ же отправляться. Я взялъ билетикъ съ надписью: „Дьяконъ Леви Гаккеттъ, Виѳлеемъ, Висконсинъ“ и поспѣшилъ на станцію, несмотря на страшную бурю. Прибывъ туда, я разыскалъ описанный мнѣ бѣлый, сосновый ящикъ, прикрѣпилъ къ нему записку гвоздями, посмотрѣлъ, какъ его въ цѣлости отнесли въ багажный вагонъ, и затѣмъ побѣжалъ въ буфетъ запастись сандвичами и сигарами. Вернувшись, я увидѣлъ, что мой ящикъ съ гробомъ принесли и что вокругъ него ходитъ какой-то молодой человѣкъ, разсматриваетъ его съ молоткомъ, гвоздями и запиской въ рукахъ. Я былъ удивленъ и озадаченъ. Онъ началъ прибивать свой билетикъ, а я, въ большомъ волненіи, бросился въ багажный вагонъ за объясненіемъ. Но нѣтъ, ящикъ мой стоитъ на мѣстѣ, его не трогали (дѣло въ томъ, что я и не подозрѣвалъ, какая произошла ошибка: я везъ съ собой ящикъ ружей, который этотъ молодой человѣкъ отправлялъ въ Оружейное общество въ Пеорію, въ Иллинойсъ, а онъ захватилъ мой трупъ!» Какъ разъ въ эту минуту кондукторъ крикнулъ: «Всѣ по мѣстамъ!» Я прыгнулъ въ багажный вагонъ и комфортабельно усѣлся на тюкѣ съ ведрами. Багажный кондукторъ былъ уже тутъ, за работой, полный человѣкъ, лѣтъ 50, съ простымъ, честнымъ, добродушнымъ лицомъ и отпечаткомъ свѣжести и бодрости на всей его особѣ.

Когда поѣздъ уже тронулся, неизвѣстный человѣкъ впрыгнулъ въ вагонъ и положилъ кулекъ очень стараго и остраго лимбургскаго сыру на мой ящикъ, то есть, я теперь знаю, что это былъ лимбургскій сыръ, а въ то время, я еще во всю свою жизнь ни разу не слышалъ объ этомъ продуктѣ, а тѣмъ болѣе не имѣлъ никакого понятія о его свойствахъ. Хорошо. Ѣдемъ мы этой воробьиной ночью; буря бушуетъ, мною овладѣваетъ уныніе, сердце мое замираетъ, замираетъ, замираетъ… Старый кондукторъ дѣлаетъ два, три короткихъ замѣчанія относительно бури и вообще полярной погоды, пробуетъ свои выдвижныя двери, запираетъ ихъ, закрываетъ окно, обходитъ кругомъ, поправляетъ все въ вагонѣ, все время съ самодовольнымъ видомъ напѣвая: «Скоро, скоро, милый…» тихо и довольно фальшиво. Я сквозь морозный воздухъ начинаю чувствовать сквернѣйшій и сильнѣйшій запахъ. Это еще больше меня разстраиваетъ, потому что я приписываю его моему бѣдному усопшему другу. Было что-то безконечно горькое въ этомъ трогательномъ безсловесномъ его напоминаніи о себѣ и трудно было удержаться отъ слезъ, кромѣ того я ужасно боялся, что кондукторъ замѣтитъ его. Однако, онъ спокойно продолжалъ напѣвать, ничѣмъ не выражая, что замѣчаетъ что-нибудь. За это я былъ ему очень благодаренъ. Благодаренъ, да, но далеко не спокоенъ. Я начиналъ чувствовать себя все хуже и хуже, такъ какъ запахъ усиливался съ каждой минутой и все труднѣе становилось переносить его. Уставивъ вещи по своему вкусу, кондукторъ досталъ дрова и жарко растопилъ печку. Это встревожило меня невыразимо, такъ какъ я не могъ не сознавать, что это ошибка съ его стороны. Я былъ увѣренъ, что на моего бѣднаго усопшаго друга это произведетъ убійственное дѣйствіе.