«Когда мы вышли въ море, помощникъ приказалъ ему лѣзть наверхъ и помочь свалить форъ-марсъ. Вотъ и полѣзъ онъ туда въ своихъ очкахъ. Черезъ минуту съ оскорбленнымъ видомъ спускается назадъ. „Зачѣмъ вы спустились?“ спрашиваетъ помощникъ. „Вы, говоритъ, можетъ быть, не знаете, что тамъ нѣтъ лѣстницы!“ У насъ, видите ли, нѣтъ васетовъ на форъ-марсѣ. Люди наши разразились такимъ хохотомъ, какого вы, я думаю, никогда не услышите. На слѣдующую ночь, темную и дождливую, помощникъ опять приказалъ малому лѣзть наверхъ, и я бьюсь объ закладъ, что онъ полѣзъ съ зонтикомъ и съ фонаремъ! Но это ничего не значитъ: изъ него вышелъ славный матросъ еще до окончанія плаванія и намъ скоро понадобился другой матеріалъ для насмѣшекъ. Послѣ этого прошло много лѣтъ, я уже совсѣмъ забылъ о немъ. О вотъ прихожу я разъ въ Бостонъ помощникомъ на кораблѣ и пускаюсь странствовать по городу, вмѣстѣ съ другимъ помощникомъ. Зашли мы тамъ въ гостинницу „Почтенный домъ“, надѣясь поймать тамъ въ большой столовой „цѣлую соленую лошадь на удочку“, какъ говорятъ наши мальчишки. Рядомъ съ нами обѣдало нѣсколько человѣкъ, и одинъ изъ нихъ сказалъ: „Посмотрите-ка, вѣдь это новый губернаторъ Массачусетса, вотъ за тѣмъ столомъ, съ дамами“. Мы съ помощникомъ съ любопытствомъ взглянули въ ту сторону, такъ какъ ни одинъ изъ насъ еще никогда не видѣлъ губернаторовъ. Смотрѣлъ я, смотрѣлъ на это лицо и вдругъ вспомнилъ! Но я и виду не показалъ, а сказалъ только: „Помощникъ, я хочу идти и пожать ему руку“. Онъ отвѣчалъ: „Посмотрѣлъ бы я, какъ вы это сдѣлаете, Томъ“. „Помощникъ, — сказалъ я, — я сейчасъ это сдѣлаю“. „О, да, — сказалъ онъ, — я думаю! Хотите биться объ закладъ, что не пойдете, Томъ?“ „Я и полкроны не пожалѣю противъ этого“. — «Ставьте» — «Идетъ», сказалъ я, вынимая монету. Это удивило его, но онъ всетаки покрылъ ее и сказалъ довольно насмѣшливо: «Не лучше ли вамъ отказаться отъ губернатора и его дамъ, Томъ?» — «По зрѣлому размышленію, я рѣшилъ идти». — «Ну, Томъ, вы совершенный безумецъ» сказалъ онъ. — «Можетъ быть, безумецъ, а можетъ быть, и нѣтъ, — сказалъ я, — главный вопросъ заключается въ томъ, хотите вы рискнуть полкроной, или нѣтъ?» — «Ставьте цѣлую крону!» — «Идетъ», сказалъ я и съ хохотомъ отошелъ отъ него. Онъ самодовольно хлопнулъ себя по ногѣ. Я подошелъ къ столу губернатора, облокотился на него локтями и нѣсколько времени пристально смотрѣлъ ему въ лицо. «Мистеръ Гарднеръ, — сказалъ я, — знаете ли вы меня?» Онъ посмотрѣлъ на меня, я на него; вдругъ онъ вскрикнулъ: «Томъ Боулингъ! Клянусь святой кочергой! Дэди, это старый Томъ Боулингъ, о которомъ я вамъ разсказывалъ, нашъ помощникъ съ „Мэри-Аннъ!“ Онъ всталъ и дружески пожалъ мнѣ руку.
„Оглянувшись, я поймалъ изумленный взглядъ моего помощника. „Садитесь, Томъ, садитесь, — говорилъ губернаторъ, — и не думайте сниматься съ якоря, пока не откушаете съ нами“. Я сѣлъ рядомъ съ губернаторомъ и посмотрѣлъ на помощника. Зрачки его вращались, какъ томпоны, а ротъ былъ такъ широко открытъ, что смѣло можно было положить въ него цѣлый окорокъ“.
Разсказъ стараго капитана имѣлъ большой и заслуженный успѣхъ. Водворившееся затѣмъ молчаніе было прервано какимъ-то серьезнымъ, блѣднымъ юношей.
— А раньше вы никогда не встрѣчались съ губернаторомъ? — спросилъ онъ.
Старый капитанъ важно посмотрѣлъ на него и, ничего не отвѣтивъ, всталъ и ушелъ на корму.
Пассажиры одинъ за другимъ бѣгло взглянули на вопрошателя, но ничего не поняли изъ его вопроса и оставили его въ покоѣ.
Это немножко затормазило разговорную машину и она нѣкоторое время не могла наладиться. Бесѣда снова оживилась, когда рѣчь зашла о важномъ, ревниво охраняемомъ инструментѣ — корабельномъ хронометрѣ, о его необыкновенной точности и несчастіяхъ, происходившихъ иногда вслѣдствіе его, повидимому, незначительнаго уклоненія. Тутъ, какъ и слѣдовало, пустился на всѣхъ парусахъ по канату мой компаньонъ, пасторъ. Онъ разсказалъ намъ очень правдоподобную исторію про капитана Роунсвиля и гибель его корабля. Все до мельчайшихъ подробностей въ этомъ разсказѣ была правда.
Корабль капитана Роунсвиля, вмѣстѣ съ его женой и дѣтьми, погибъ въ Атлантическомъ океанѣ. Капитанъ и семь матросовъ спаслись, но, кромѣ жизни, не сохранили ничего. Маленькій, грубо выстроенный плотъ восемь дней служилъ имъ убѣжищемъ.