От такого откровения своей души или капризов сердца, а может просто биохимических процессов в голове, Илья тупо застыл, уставившись в одну точку. Он даже не заметил, как девушка-официантка принесла ему заказ. На волне внезапно нахлынувшей тоски по родине, кофе перестало интересовать, захотелось выпить водки. При этом сразу грамм 150. Илья встал из-за стола, прошел к бару и попросил графинчик. Последний, холодный и запотевший, вместе с красивой хрустальной рюмочкой, появился перед ним через пару мгновений. Рюмочку Илья не взял. Сев обратно за стол, он бахнул 2/3 графина прямо в стакан, из которого перед этим выплеснул апельсиновый сок прямо в недопитый кофе. Залпом влив в себя водку, Бельштейн крякнул на весь зал и выдохнул. Лучше этого обозначить национальную принадлежность могла бы только надпись: «Я русский» на лбу.
Алкоголь, импульсными толчками расходящейся по голове заставил задуматься. «Русский» говорите? Это как посмотреть… Ну то есть, конечно, верно, но далеко не до конца. Его мать была, да что уж там, и оставалась до предела классической, хрестоматийной еврейкой. Ну знаете, такой прямо, как из анекдотов. Про отца никогда много не говорила, а маленький Илюша никогда особо про него и не спрашивал. Просто эта мысль никак не могла пробиться сквозь стену неподъемной тяжелой заботы и заставляющей задыхаться любви, которыми мать опутала сына, будто блестящей упаковочной бумагой — не двинуться и не разорвать. Какой уж тут отец? Где же найдется ему место? Фамилию мальчик носил мамину. А национальность у ее народа также передавалась по женской линии.
Но тогда откуда, позвольте спросить, такая сильная и внезапная любовь к водке? Не иначе генетический материал русских предков все же имел немало власти над фрилансером и не желал сидеть тихо и мирно, не желал повиноваться путам еврейского воспитания.
Очень скоро, почти мгновенно повеселев, Илья принялся за завтрак, оставив размышления о своей генеалогии до лучших времен. Какой вообще в этом смысл, если разобраться?
Где-то в середине процесса по аннигиляции завтрака, четко и ясно, сама-собой, пришла железобетонная уверенность в том, что на родину, таки, надо лететь как можно скорее. Тоска, почти материальная, ощутимым физическим грузом прицепилась к чему-то внутри. Какому-то органу, где жила душа, если вообще был такой орган, и эта самая душа существовала. Неважно. Кручина, зеленая родненькая кручинушка, как из сказок про Ивана Царевича, клещами вцепилась в то, что называлось Илья Бельштейн и причиняла оному сейчас самые настоящие физические страдания. Вот так вот, одномоментно и внезапно. Как говориться, ничего не предвещало беды.
Доев завтрак, не в силах противостоять или, более того, осмыслять природу поразившего его недуга, хакер поднялся в номер, упал на кровать и открыл ноутбук. Он быстро ввел в адресную строку первый трэвел-сканер, который пришел на ум. Дальше в левом поле вбил «Джакарта», в правом — «Москва» и бездумно кликнул на ближайшее число. На сегодня билетов не было, но были на завтра. Выпал список рейсов и авиакомпаний. Апатично, не обращая внимание на перевозчика и цену, а лишь на время полета, Илья ткнул курсором в самый быстрый рейс. Хром помнил и бережно хранил всю информацию о владельце, поэтому процесс заполнения данных о пассажире занял 2 секунды. Следующее — окно оплаты. Браузер услужил и здесь, раскрыв выпадающий список сохраненных карт. Илья куда-то снова ткнул, на телефон пришла СМС с одноразовым кодом. Четыре цифры превратились в звездочки на мерцающем экране, следующая СМСка возвестила о списанных за билет средствах.
Сделав дело, он вышел на балкон и закурил. Первой мыслью было разбомбить еще один, подаренный тем странным дедушкой косячок, но вспомнив о странном сне, ужаснувшись, Илья мысль эту от себя отогнал. Задымил обычной сигаретой. Дым заполнил голову и сделал мысли в ней менее явными и контрастными. Стало легче. В сущности, просто оставалось дождаться завтрашнего утра. Благо рейс вылетал рано.
Следовало как-то проститься, что ли, с, в общем-то, милой ему страной. То, как внезапно стали бесить его местные жители, Илья списывал на эффект от странной, забористой травы или на сентиментальность, которая, видимо стала бесконтрольно проявляться в характере с возрастом. Вообще, надо сказать, Илья слышал о чем-то подобном от друзей — эмигрантов, его соотечественников. Чувство, испытанное им только что, поражало почти всех русских, долго находящихся вдали от родины. Они могли бесконечно хаять ее на публике и в цифровом пространстве, плакаться друзьям и родным о том, как тут все плохо и невозможно жить, но на деле, спустя N-ное количество времени заграницей, редкого русского не накрывала тоска по отчизне. «Родное антипространство», — как сказал один популярный лысый рэпер, тоже из этой странны, что характерно. Илья этого рэпера знал, более того, был одной с ним национальности.