Отсекая лишнее

После того как последний человек вышел из аудитории, мистер Эксли подошел к двери и не спеша закрыл ее. Юки в это время пересекла класс и облокотилась о подоконник — это было самое далекое от двери место в пределах кабинета. Скрестив руки на груди, она стала с беспокойством дожидаться чего же такого на этот раз понабилось от нее похотливому учителю. Разумеется, не один мускул не дрогнул на смуглом лице, и никто в мире, за исключением, возможно, лишь только Мидори — старенькой служанки в их доме, не смог бы понять, как сильно сейчас волновалась девушка.

Волнение было не напрасным. Эксли, вопреки прогнозам Тагавы, не стал в четвертый раз добиваться взаимности. Вместо этого он молча прошел в комнатку за основным залом аудитории и вернулся оттуда с распечатанным листом А4. Текст на листе был оформлен в виде делового письма. Он подошел к Юки и ни говоря ни слова протянул ей этот листок. Девушка взяла письмо в руки и бегло пробежала глазами по тексту.

В письме было написано буквально следующее:

«Господин Эксли. До меня дошла информация, о ваших действиях, дискриминирующих мою дочь. Кроме этого, ходят слухи и о домогательствах сексуального характера! Но я надеюсь это лишь слухи.

Так или иначе, мистер Эксли, это мое первое и последнее вам предупреждение. Если до моих ушей или глаз еще хотя бы один раз дойдет информация подобного рода, вы очень сильно об этом пожалеете.

Кенши Тагава».

Юки стояла в ступоре, словно пораженная молнией. Она больше не могла сохранять самообладание и трясущимися руками, не поднимая глаз от стыда, вернула письмо назад. Где-то в самой глубине души, девушке было тепло и гордо от того, какая мощная сила готова защищать ее несмотря на разделяющие их расстояния. Однако это чувство было быстро вытеснено решительным протестом интуиции. Что-то внутри очень четко подсказывало ей, что письмо набрано не ее отцом и даже не его секретарем. Одновременно с этим убеждением, все ее существо съедал жгучий стыд от того, что теперь она может прослыть ябедой и папенькиной дочкой. Еще одной инфантильной, пустоголовой и бесхребетной маленькой богачкой, которая бежит плакаться папочке при малейшей трудности. Самым обидным было то, насколько несправедливым все это являлось. Ведь даже в самых острых и трудных ситуациях, она миллион раз подумала бы, прежде чем обращаться за помощью к семье. Перед тем, как приехать учиться сюда, она пообещала себе это. А тут такое!

Чем дольше Юки вглядывалась в белый листок, тем отчетливей понимала, что это подстава. Да, весьма реалистичная, но все же, несомненно, чья-то злая интрижка…

Самое главное, что сразу бросилось в глаза — это печать Тагавы и факсимиле лично ее отца. Получить эти две сигнатуры было делом непростым. Вот только отец, если отправлял письмо от своего имени всегда ставил реальную синюю печать и расписывался своей рукой, и на копии это было бы заметно. Очевидно, тот, кто состряпал это письмо знать таких подробностей не мог. Но все равно, за попытку, Юки воздала неведомому хейтеру должное. Так или иначе, решить этот ребус сейчас не позволяли хаотично разбросанные по голове мысли вперемешку с яростью.

Тем временем, из ступора Юки вывел тихий голос Эксли:

— Мисс Тагава, это все, что я хотел вам показать. Приношу свои извинения, если чем-то обидел. Однако же, я думал, вы для начала хотя бы потрудитесь сказать мне об этом лично. Ведь тот инцидент исчерпан, как мне казалось… Выходит, я был неправ. Еще раз приношу свои извинения. Вы можете быть свободны.

Юки, не в силах вымолвить ни слова, лишь мотнула в ответ головой и спешно покинула аудиторию.

До конца учебного дня оставалось еще 4 занятия, но Тагава могла присутствовать на них лишь своей телесной оболочкой. Мысли ее были далеко. Они блуждали где-то между поиском виновных в этом глупом спектакле, попытками ухватить хоть малейший смысл в подлом ударе по ее репутации и рисованием картин незавидного будущего, после того, ка Эксли расскажет об этом письме, если, конечно, решит рассказать. Она ни за что на свете не хотела себе имиджа папенькиной дочки, пусть всего лишь и на год, что оставался ей до получения диплома. Она была уверена, что вполне способна достичь чего-то в этой жизни сама.