Оцепенение

Папа осмотрел ее, сказал, что лапка действительно поранена, и мы поехали к ветеринару. Медсестра погладила меня по голове, сказала, что я хорошая хозяйка, потому что сразу заметила, что моей кошке плохо. Дала мне мороженое и держала за руку, пока ветеринар обследовал кошку.

Ветеринар тоже одобрительно кивал, слушая мою историю. Сказал, что хотел бы, чтобы все владельцы домашних питомцев были как я. Чтобы отвозили питомца к врачу сразу, как только заметили, что ему плохо. Это избавило бы животных от ненужных страданий.

В школе я снова и снова рассказывала эту историю.

Одноклассники стояли вокруг и внимательно слушали. Никто не дразнил меня толстой и уродливой. Учительница тоже хотела послушать историю. Под конец я даже нарисовала произошедшее на рисунках. Учительница повесила их на стену, и они висели там несколько лет до самого окончания начальной школы.

– Любопытно, – отмечает Ханне и делает пометки в блокноте.

– Ты тоже думаешь, что она психопат-садист? – спрашивает Малин.

Ханне отвечает не сразу.

– Не уверена.

– Есть еще одна запись, которую стоит почитать, – говорю я, роясь в бумагах.

Одна из моих подписчиц написала, что хочет прислать мне пирог. Самый настоящий ПИРОГ! Как тогда с Андре. Когда он заболел, все соседи приходили нас навестить с пирогами и булочками. Подстригали лужайку, убирали снег, обрезали деревья.

Это было так приятно.

Но быстро прошло.

Наверно, нашли себе другие, более интересные трагедии – матерей, больных раком, детей в инвалидных креслах, парализованных, бездетных, уродцев, умирающих – всех тех, кто ОТОБРАЛ у нас с Андре все внимание. НИКОГО больше не интересовал рассеянный склероз, когда у соседа обнаружили рак печени и жить ему оставалось два месяца.

Я просто хотела снова вернуть себе всеобщее внимание. Снова почувствовать эту любовь и заботу.

Ханне снимает очки и смахивает капли пота со лба. Медленно кивает и лист бумаги на стол. Взгляд устремляется в цветущий сад за окном. Выражение лица сосредоточенное и грустное. Оно делает ее старой.

– Андре – это ее муж?

Я киваю и убираю бумаги в папку.

– Можно еще раз взглянуть на блог?

– Конечно.

Я подвигаю к ней ноутбук.

Ханне просматривает посты, то и дело хмыкая и кивая.

– Как я и думала.

– Что?

– Сюзанна Бергдорф начала вести блог после того, как с сыном случилось несчастье. Она быстро набрала подписчиков. Больной ребенок на фоне морского пейзажа – беспроигрышная концепция. Но вот что кажется мне любопытным.

Она показывает на количество лайков и комментариев.

Мы с Малин наклоняемся, чтобы лучше видеть.

– Вначале она писала, что состояние сына улучшается и что есть надежда, что он очнется. И что происходит? Количество лайков резко уменьшилось. Никому не интересно читать об обычном здоровом юноше. Людям хотелось читать про страдание, горе, болезни, трагедии. Потом сыну неожиданно стало хуже, и блог стал мегапопулярным. И тогда…

– Что? – восклицает Малин.

И тогда Сюзанна греется в лучах солнца всенародной любви, оказывается в центре всеобщего внимания, – с грустью отвечает Ханне. – Оказывается в центре всеобщего внимания, как она и писала в дневнике.

Мы молчим.

– Думаю, Ракель охотилась за лайками и подписчиками, – продолжает Ханне. – Людям нравился ее блог. Им нравилось читать о том, как она… страдает. Для нее это было игрой, цель – добыть как можно больше лайков. Но в результате этой игры погибли невинные люди.

У меня по коже бегут мурашки. Вспоминаются слова Малин при виде зевак, фоткающих дорожное происшествие.