Оцепенение

Слышно только тяжелое дыхание незнакомца. Слышится щелканье телефона.

Он меня фоткает.

Зачем.

Еще через секунду раздаются шаги. Ракель вернулась.

Я пытаюсь выдавить из себя слова предупреждения. Потому что хоть мне и не понравилось, что он трогал мамин браслет, но я не хочу, чтобы он тоже попал к Ракель в лапы.

Но из моего рта не доносится ни звука. Язык не шевелится. Губы мягкие как масло.

– Что ты делаешь?

– Я только…

Ракель входит в комнату.

– Почему ты снимаешь моего сына на телефон?

– Я… я ничего не снимал… я…

– Дай мне мобильный! – вопит Ракель.

– Нет! – кричу я. Нет, нет, нет. Но только в моей голове.

Манфред

Улле Вальден под шестьдесят. В квартиру в районе Йердет она переехала недавно. Эффектная женщина в годах с густыми волосами с проседью в облегающем красном топе, подчеркивающем отличную фигуру. В ушах – крупные серебряные серьги, на шее – скромная нитка жемчуга, наверняка баснословно дорогая.

У женщины узкие и худые руки, но крепкое рукопожатие. Пожимая ей руку, Дайте одаряет Уллу одной из своих нечастых улыбок. Живот втянут, плечи расправлены. Лицо расслабленно, глаза сверкают. Сейчас он больше похож на влюбленного мальчишку, чем нытика, к которому мы уже привыкли.

– Гуннар, – представляется он, энергично пожимает даме руку и расплывается в широченной улыбке.

Они так и стоят в прихожей, пока мы с Малин обмениваемся понимающими взглядами. То же самое было и на встрече с Туулой Ахонен. В комнате словно летали искры. Так и на этот раз между Дайте и элегантной дамой явно пробежала искра.

– О, – смущенно улыбается Улла и, заметив, что ее рука все еще в руке Дайте, выпускает ее. –   Добро пожаловать, Гуннар, – добавляет она.

Улла проводит нас в небольшую, но уютную гостиную.

Мебель натерта воском. На полу расстелены плетеные коврики. На стенах – красочные картины. Солнечный свет льется сквозь раскрытое окно.

– Присаживайтесь, – предлагает Улла. На щеках у нее вспыхнул румянец. – Хотите кофе?

– Нет, спасибо, – благодарю я. – Мы ненадолго.

– А я выпью, – протягивает Дайте.

Улла с улыбкой идет в кухню.

Мы с Малин садимся на диван, а Дайте на стул. На лице у него написано блаженство. Мы с Малин переглядываемся, и я киваю, подтверждая, что мы думаем об одном и том же.

Улла возвращается с кофе и булочками с корицей. Ставит поднос на тумбочку, отодвигая в сторону вазу с розовыми пионами и газеты. Потом присаживается на табурет. Надевает очки в красной оправе и смотрит на нас.

– Так вы хотите поговорить о Сюзанне Бергдорф?

– Да, – отвечаю я. – Я знаю, что вы связаны врачебной тайной, но поскольку мы расследуем дело о нескольких убийствах, это вас от нее освобождает.

– Я в курсе, – спокойно произносит Улла. – Как я могу вам помочь? В чем подозревают Сюзанну?

Я не даю прямого ответа:

– Не могли бы для начала рассказать нам о ней?

Улла кивает и поправляет юбку.

– Сюзанна одна из тех пациентов, которых сложно забыть. Она пришла ко мне с депрессией. Врач в поликлинике посоветовал ей записаться к психотерапевту.

Она делает паузу, обводит комнату глазами и продолжает:

– Ее можно пожалеть. В детстве она была жертвой травли. У нее не было друзей. Были проблемы с социальным общением. Родители рано умерли, кажется, от рака. Потом заболел и умер муж. И в довершение всех бед с сыном произошел несчастный случай. Она заботилась о муже сама до самой смерти. А теперь ухаживает за сыном. Пожертвовала собой ради мужа и сына. Многие считают это прекрасным поступком, но не я. Мне кажется, ей следовало думать и о себе тоже. Так я ей и сказала.

– Вам известно, как умер ее муж?

Улла качает головой.

– Подробностей я не знаю, помню только, что всех удивила его кончина. У него был рассеянный склероз, но он хорошо его переносил. Пока не умер. Ничто этого не предвещало. Это был шоком для Сюзанны.

Часы на стене пробили один раз.

Я прокашливаюсь:

– Вы поддерживаете с ней связь?

Улла грустно улыбается, поправляет очки и качает головой.

– Нет. Я ушла на пенсию. Больше не принимаю пациентов. После развода переехала в Стокгольм, чтобы быть поближе к моей дочери Грете.

После слов о разводе ее взгляд устремляется на Дайте, который снова улыбается и поднимает недоеденную булочку вверх.

– Очень вкусно, – хвалит он с таким видом, словно Улла подал ему единорога, а не самые обычные и, если уж говорить по правде, суховатые булочки с корицей.

Улла благодарно улыбается и вся заливается краской.

– Спасибо, – бормочет она.

– Был ли у Сюзанны бойфренд после смерти мужа?

– Не знаю.

– Вам говорит что-то имя Ракель? – спрашивает Малин.

– Ракель? Нет, не думаю. Похоже на библейское имя. Я плохо знаю Библию.

Я разглядываю коврик. Интересно, будет ли от этой встречи польза. Психолог, конечно, приятная женщина, но, судя по всему, ничего полезного она не скажет.

– Сюзанна интересовалась Библией? – продолжает расспросы Малин.

Улла приподнимает аккуратные брови.

– Ну… не знаю, верующая она или нет, если вы про это. Но ее отец был священником, она хорошо знала Библию и часто на нее ссылалась.

– Какие именно места в Библии?

Улла качает головой.