-
Эх, закурить бы… - мечтательно прошептал Тимур.-
Я тебе закурю! - пригрозил я ему.Тимур сделал вид, что испугался, а Семен снял с плеча карабин и положил его перед собой.
-
Ни в коем случае, - сказал я, увидев это, - оружие у нас только для самой безвыходной ситуации. Ты представляешь, что начнется, если здесь прозвучит выстрел? Да они нас загонят, как кроликов. Подъем, тревога, оружие к бою, а ведь их тут наверняка целая рота. А нас всего пятеро. Тут нас и похоронят.-
Понял, - ответил Семен и с сожалением посмотрел на карабин.В это время в тумане послышались голоса - и мы замерли.
Из-за поворота показались две смутные фигуры, потом они приблизились, и мы увидели двух совершенно пьяных прапорщиков, которые, поддерживая друг друга, спорили о чем-то.
-
… а я тебе говорю - двойная!-
А ни хрена она не двойная, - радостно возразил другой и громко икнул.-
Ну, как же не двойная, - возражал ему первый, - у нее еще загиб такой спереди.-
Ну и что, что загиб? У них у всех загиб.-
А вот не у всех! Ты у Петренко посмотри, у него и загиб есть, а не двойная.-
Ха! Да он сам отковырял, вот она и не двойная!-
А должна быть двойная. Если капитан увидит, он твоему Петренке голову отвернет.-
Не отвернет, у капитана у самого не двойная, потому что он тоже оторвал.Я поднял указательный палец и отрицательно покачал им. Только этих двух идиотов нам и не хватало для полного счастья. Прапорщики благополучно удалились, продолжая спор о вещах, недоступных нам, простым штатским, а мы стали ждать дальше.
Следующей по дороге прошла корявая баба в военной форме, которая вполголоса спорила с кем-то невидимым и, судя по ее репликам, одерживала в этом споре убедительную победу. Потом, подскакивая на рытвинах, проехал грузовик, в кузове которого болтались два солдатика, и, наконец, из тумана показалась одинокая мужская фигура, которая не качалась и не разговаривала сама с собой.
Рослый мужчина в форме уверенно шагал по дороге.
Знаков различия видно не было, но по походке было ясно, что это не какой-нибудь задрипанный прапорщик. Я подал знак, и мы приступили к выполнению плана, который разработали еще дома.
Афанасий встал и, закинув ружьишко за спину, вышел на дорогу.
Увидев его, военный замедлил шаг, но, приглядевшись и разобравшись, что перед ним всего лишь обычный абориген-охотник, подошел к Афанасию поближе и остановился.
-
Я вижу, вы не понимаете по-хорошему, - начальственно сказал он, и вдруг Семен больно сжал мой локоть.Я едва не вскрикнул, а он прошептал, дыша мне прямо в ухо:
-
Это Штерн. Я сам.