Себе Самарин оставил карабин и пистолет. Всё же опыта больше, и нет привычки экономить патроны. Дениска короткой очередью саданул, и это у него в крови — сейчас лучники считают каждую стрелу, чтобы в далеко не прекрасный момент не остаться безоружным. У бывшего старшего прапорщика в памяти необъятные закрома Родины и бесконечные штабеля цинков где-то там за спиной. Огонь на подавление — наше всё. Может быть, на войне иначе, но всё равно…
На Оке были ещё две попытки перехватить, но Самарин по широкой дуге обошёл неповоротливые речные патрули не видя смысла в стрельбе. Ну, во-первых, до Нижнего Новгорода они доберутся раньше, чем кто-нибудь успеет сообщить о ревущем чудовище, а во-вторых, что самое важное, водяного шайтана не заподозрят в угрозе городу и хану. И в-третьих… меньше гашишу нужно курить, уважаемые багатуры, тогда и шайтаны мерещиться не будут!
В остальном же небольшое путешествие Андрею Михайловичу нравилось. Щекочущее как пузырьки шампанского чувство опасности, свежий ветер в лицо, ящик тротиловых шашек под ногами, сумасшедшие лошадиные силы мощного движка… Что ещё нужно человеку, чтобы достойно встретить возвращающуюся молодость? Впрочем, вопрос философский, и у каждого на него найдётся собственный ответ.
А лодка летела вперёд, пожирая километры и сокращая расстояние до цели. Вот по правому берегу показались розовые скалы, по красоте не уступающие меловым скалам Дувра, но незаслуженно менее знаменитые. Ну да, нет пророка в своём отечестве, всё нас тянет на экзотику…
— Хорошо-то как, — вздохнул Самарин. — До Нижнего совсем чуть-чуть.
Теперь придётся пробираться на цыпочках, стараясь не привлекать внимание. Нет, Андрей Михайлович не боялся неожиданной встречи с новыми хозяевами города — два ствола гарантируют исход рандеву, но хочется укрыть где-то лодку, желательно без посторонних глаз. В идеале подошли бы заболоченные низины левого берега Волги с их путаницей стариц и соединённых протоками озёр. Там и в двадцать первом веке так и не смогли всё осушить к большой радости многочисленных рыболовов, нынче же и подавно натуральная terra Incognita. Но как потом перебираться? Вплавь с ящиком тротила на плече? Не вариант.
Сбросив обороты до самого малого, Самарин объяснил Дионисию суть проблемы. Тот удивился:
— Так в Савиновой пещере.
— Какой?
— Разбойник там когда-то жил знаменитый. Сам помер, а пещера осталась.
— И все про неё знают?
— Никто не знает, а мне отец показал.
— А он откуда узнал?
— Так тож дядька мой родной, евоный брат был.
— Занятная у тебя родословная.
— Обычная, — пожал плечами Денис. — Он же только татаровей… И персиян иногда. Немцев так завсегда. И других немного, но своих не трогал. А куда ещё податься, ежели с Великим Князем расплевался, а тот вотчины отобрал, да живота грозился лишить?
— Было хоть за что?
— Да за безделицу. Ливонского лыцаря убил.
— И всё?
— Да, и всё посольство тоже.
— Мощный дядька.
Дионисий гордо приосанился:
— Мы, Кутузовы, завсегда мощью славились.
— Кто? — перестроил Андрей Михайлович, решив, что неправильно расслышал.
— Так Кутузовы же. Дед был Кутузов по прозванию Голенище, отец Кутузов-Рукавица, дядя Кутузов-Совня.
— А ты?
— Молодой я ещё для прозвища. Не заслужил, — и следом огорчённый вздох.
— Какие твои годы! — подбодрил Самарин. — Заслужишь.
— Да, — кивнул Денис. — Буду Кутузов-Автомат.
— Бля…
— Так красиво же, разве нет?
Упомянутая пещера нашлась в пяти километрах от Нижнего Новгорода в одном из многочисленных оврагов, изрезавших поросший лесом высокий и крутой берег. Когда-то древний оползень обнажил известковое основание Дятловых гор, оставшееся от ещё более древнего моря, потом всё поросло кустами и деревьями и так и оставалось, пока лихой люд не оборудовал здесь своё логово. Довольно удобное и незаметное, с прикрытым дерниной массивным люком и выложенным из тёсаного камня сводом извилистого коридора, удобного для обороны. Наверняка имеется запасной выход, и даже не один, но Дионисий о нём не знал.
Лодку, мотор, и ящики перенесли за три приёма. Вообще-то таскал младший по званию и возрасту, а Андрей Михайлович с карабином в руках обеспечивал безопасность. Денис не возражал, но взамен попросил избавить его от возни с походным примусом, которого откровенно побаивался.
— Обойдёмся сухим пайком, — разочаровал его Самарин. — Иначе на запах вся округа сбежится.
— Запах богатства, — кивнул Дионисий.
За те дни, что прожил в Любимовке, он привык к специям и пряностям, и вид поллитровой банки с перцем уже не заставлял открывать рот в удивлении, но сейчас… Боярин прав — не испорченный кухней будущего человек учует запах готовящейся еды за версту, если не больше. А ходят здесь разные люди, и не придёт ли кому в голову мысль продать новость за пару серебряных акче?