Дверь распахнулась сама, на пороге я увидела Кристину и еще двух девушек. Они обошли меня, как какой-то предмет мебели, и зашли в мою спальню. Одна из них начала вытаскивать мои вещи из шкафа и бросать на кресло, а вторая сворачивать постельное белье. Кристина демонстративно заглядывала в ящики тумбочек.
Я обернулась к ним, чувствуя, как гулко бьется сердце и почему-то немеют кончики пальцев.
— Что вы здесь делаете? Кто вам позволил трогать мои вещи? Что происходит? Уходите отсюда!
Кристина повернулась ко мне и вздернула бровь… в ее глазах читался явный триумф и какое-то дикое наслаждение, ее от него трясло, и она не могла сдержать улыбки, а у меня тисками сдавило грудь от предчувствия. Так сильно, что в глазах слегка зарябило, и я чуть пошатнулась.
— Они выполняют приказ хозяина.
— К…к. какой приказ? — хватаясь за воздух позади себя, чтобы на что-то облокотиться, ноги вдруг стали ватными.
— Собрать ваши вещи и освободить комнату.
Я смотрела на нее застывшим взглядом, ничего не понимая, чувствуя, как вращается подо мной пол и плывут стены вместе с лицом Кристины, красным размазанным пятном сверкает ее помада, она протянула мне конверт.
— Здесь расчетный лист и чек. Роман Павлович больше не нуждается в ваших услугах. Вы уволены и должны покинуть этот дом в ближайшие три четверти часа.
*1 — А.С. Пушкин. Признание
Глава 30
Вот так подобно призракам из плоти,
растают словно дым и тучами увенчанные горы,
и храмы и дворцы.
Уильям Шекспир
Я смотрела на Кристину, сжимая в руке конверт, и чувствовала, как что-то обрывается. Словно натянутые до предела струны. Одна за другой. С отвратительным скрипом-треском. Я слышала беспрерывно повторяющийся звук падения. Словно я падаю на камни и разбиваюсь-разбиваюсь-разбиваюсь.
— Я хочу с ним поговорить! Где он? Пусть он мне это скажет в глаза!
Ведьма пожала плечами, глядя на меня, как на насекомое, посмевшее ползать где-то у ее ног. Притом она уже имеет полное право это насекомое раздавить в мокрое пятно.
— Она хочет. Здесь больше никому не интересно, чего ты хочешь. Тебя выставили за дверь. Пигалица несчастная. Наконец-то у хозяина открылись глаза на тебя ущербную. Не его ты полета птица. Не достать тебе до такого, как Огинский. Размечталась, да? А он тебя взашей, как и всех шлюх своих.
Плюет каждое слово мне в лицо, и кажется, ее слюна шипит на моей коже, как кислота. Она жалит и глаза триумфом светятся, блестят. У нее в голове явно играет победный марш, а в моей набирает аккорды реквием. Как и всегда в минуты дикого отчаяния я слышу, как усиливается крещендо хаоса из боли и нежелания принимать правду. Только раньше я готова была на что угодно, лишь бы вырваться из этого дома… а сейчас я вдруг поняла, что хотела здесь с ним остаться, и это он дал мне надежду на сказку, разукрасил для меня декорации, отдирижировал мелодию счастья, чтобы потом поднести к картонному золоту горящую спичку и все сжечь дотла вместе со мной. Я пока не хотела в это верить… я пока не осознавала, что меня подожгли.
Выскочила из своей комнаты и решительно направилась к нему. Сама. Не было во мне в эту секунду ни гордости, ни самоуважения. Я не верила ей. Я не верила, что он мог со мной вот так поступить. После того, как утопил в себе, вышвырнул умирать за пределами его жизни? Прямо на камни. Птица не его полета, которую он потянул за собой в небо, а потом сломал ей крылья и швырнул о землю. Пусть ломает их лично, а не посылает ко мне эту тварь. Я хотела это услышать от него. Пусть он растопчет меня сам.
Но в коридоре мне преградил дорогу Антон. Ведьма пришла не сама — помощь привела. Смешно. Против меня выставили охрану. Только внутри все больнее становилось — Антон не подчиняется приказам прислуги, и если он здесь, то ему приказал Огинский. Когда я представила, как Роман, сидя за столом, между разговорами по сотовому отдает распоряжение выставить меня вон так, между прочим, у меня начало темнеть в глазах. Я словно видела картину, как шикарный дьявол, источающий дорогой запах парфюма, сидит за столом, откинувшись на спинку кресла и покачиваясь в нем в разные стороны, вдруг вскидывает голову.
«Кстати, можешь выбросить на помойку мою игрушку и заказать новую. Та мне надоела». Захотелось ворваться в его кабинет и плеснуть виски в лицо. Заставить посмотреть на меня, заставить встретиться со мной взглядом.
— Вам запрещено входить в его комнаты и кабинет. Ваши вещи будут собраны в ближайшее время, и машина будет ждать вас внизу. Я прошу вас добровольно покинуть пределы этого дома и ожидать во дворе.
Каждое слово, как выстрел в спину, как равнодушная казнь. Только приказ «пли» отдал тот, кто даже не соизволил на эту казнь посмотреть. Меня это убивало больше, чем все происходящее.
— Нееет. Вы все врете! Он не мог! Врете!