Отсюда - туда

Местами склоны гор совершенно голые. Это следы хищнической вырубки леса. Длинными прогонами вырубали все до последнего деревца. Так было всего лишь лет пятьдесят назад. Новых лесопосадок тогда не делали. Отчасти по невежеству, отчасти по бедности, а чаще из стремления к наживе. Потом почву со склонов смывало водой. По всей долине образовались огромные осыпи, которые зимою грозят лавинами и очень опасны для путников. Ныне стали заботиться о новых лесопосадках, но многие участки потеряны навсегда. Называют их в долине «покойницкими».

В самом конце котловины дорога круто идет вверх, становясь все хуже и хуже. Никому до этого нет дела. Пока видна колея, есть, стало быть, и дорога. Тремя длинными извилинами она поднимается по склону. Примерно на уровне двухсот метров над Циртенской котловиной, чуть в стороне от гребня, находится Санкт-Себастьян. Здесь на отвесных склонах попадаются первые овцы. Коров тут держать нельзя. Раньше овечью шерсть можно было легко сбыть, да еще за хорошую цену. А теперь текстильные фабрики производят ткани из хлопка или из импортной шерсти. Тягаться с ними местным жителям никак не по силам. Овец, однако, здесь не совсем еще забросили и будут разводить, пока в этом останется хоть малейший смысл. Порой людьми овладевает беспокойство, тогда они собираются в трактире посоветоваться, не лучше ли вовсе отказаться от овец: «А то корм им на зиму заготовь. Загоны строй да чини. Пастуха нанимай». — «Может, употребить лучше силы на что-нибудь более путное?» С другой стороны, есть ведь от овец мясо и шерсть да и какой-никакой доход, хоть и не оправдывает он вложенного труда. Поговорят люди, да так ни с чем и разойдутся. Каждую неделю кто-нибудь из Санкт-Себастьяна спускается на Страшницкую пустошь в надежде продать шерсть. Чаще всего он приносит ее назад. Небо от этого наземь не падает.

Дома в Санкт-Себастьяне сложены из дикого камня. Стены не штукатурят. Деревня теснится во впадине. Вверх по долине тянется усыпанное валунами поле, на котором небольшими пятнами проступает трава. Камни здесь не убирают. Эта безликая, замершая каменная пустыня враждебна человеку, неподатлива его труду. Овцы тут еще кое-как могут прокормиться, а вот для покосов травы слишком мало. Горы стоят совсем рядом. Вытянешь руку перед собою, и холодный неподвижный воздух смыкается вокруг нее, будто рука попала в стеклянную банку.

Лес расступается: тут группка деревьев, там одинокое дерево. На подветренных склонах деревья вырубаются везде, где только возможно. Из-за крутизны на каждый срубленный ствол работы уходит вдвое больше обычного. Немало людей погибло тут. Лес наверху ничем не защищен от непогоды, оттого древесина здесь твердая, прочная. Ее охотно покупают. Чуть в стороне от Санкт-Себастьяна, неподалеку от опушки, стоят бараки лесорубов, пришедших сюда из Раттена и Оучены. За десять-пятнадцать лет ром и работа убивают человека. Если он не может жить здесь дальше, то пытается найти себе какое-нибудь дело в Шайфлинге. Чаще всего такого дела не находится, и человек уходит обратно в ту деревню, откуда он родом. Отбирая себе рабочих во дворе шайфлингской лесопилки, Гольц вызывает из толпы то одного, то другого. Потом они строятся и идут к складам, а там их распределяют по бригадам. Остальные всем скопом идут в трактир, будто им нужно что-то обговорить. Только говорить им не о чем. Они сидят, каждый со своей кружкой пива, уставившись в темную стену.

Со следующего уступа видна вся котловина до самого Циртена. Ручей проточил в уступе крутую расщелину. Одна циртенская семья в свое время поставила здесь мельницу, только мельница себя не оправдала. Теперь на мельнице ночуют пастухи. Место вокруг совершенно голое. На ночь сюда сгоняют коров и овец. Трава тут выедена, земля бурая. По вечерам издалека видно, как к мельнице со всех сторон бредут пастухи в коричневых, желтых, полосатых накидках. На головах плоские соломенные шляпы. Сумерки сгущаются быстро. Долина тонет в тени гор. На какой-то миг кажется, что тьма уже не рассеется никогда. Но тут всходит луна- светлая, будто солнце.