Отстаньте от людоеда!

Контора, в которой работал сосед, помещалась через пару кварталов от Лесиного дома. У входа сидел рослый охранник и жевал жвачку. Папа предъявил пропуск. Леся скромно делала вид, что ее тут нет.

— А это кто? — спросил охранник, изучив пропуск и уставившись на Лесю.

— Это со мной, — небрежно сказал папа. — Стажёр для передачи опыта. Из Новосибирска.

— Ладно, проходите, — лениво кивнул охранник, продолжая жевать.

Папа и Леська прошли.

— Вот видишь, пока всё нормально, — храбро сказал папа, шагая по коридору. — А ты боялась.

Леся оглянулась. Охранник на табуретке все так же сидел и жевал. Сзади у него рос длинный фиолетовый хвост. Леся не стала заострять на этом внимание папы.

Коридор конторы плавно перешёл в пыльную дорогу, освещённую солнцем и заросшую травой — это в октябре-то!

У края дороги стояла вешалка. Леся и папа повесили свои пальто на вешалку, переобулись в казённые тапочки и пошли по дороге, любуясь чудесным летним пейзажем.

— Эх, зря я купальник не взяла, — досадовала Леся. — Пока ты будешь прохожих есть, я бы позагорала. Кто же знал, что здесь такая теплынь. А мы развилку не пропустили?

— Да нет, вот она, — сказал папа, сверяясь со схемой, нарисованной соседом.

Впереди стоял огромный валун, от которого разбегались три дороги. На валуне древнерусскими буквами было написано:

Направо пойдёшь — женату быти,
налево пойдёшь — коня потеряти,
прямо пойдёшь — убиту быти…

— Нам прямо, — бодро сказал папа. — Там у нашего соседа рабочее место.

— Слушай, тут и другие надписи есть, — обнаружила Леська, обследуя валун.

Иван-царевич — дурак!

Здесь был Дмитрий-царевич

Иван + Василиса = любовь

— Тут еще что-то такое древнерусское, что и не пойму… — развела руками Леська.

— И не надо, — поволок Леську от камня папа. — Нельзя читать надписи на заборах и… э-э-э, на камнях, наверное, тоже. Ага, вот и пришли.

На милом пригорочке, заросшем лютиками, под берёзой стоял большой камень, вроде того, с надписями, но плоский и даже с сиденьем. Леська подскочила поближе — так и есть, к камню длинным ржавым гвоздём прибита подушка, чтобы людоед не простудил этого самого, на чём он работает. Рядом стоял небольшой столик, накрытый скатертью, на нём валялись нож, вилка, ложка, оловянная миска и кружка. Вообще—то Леська в жизни не видела оловянных мисок, но решила, что именно такие они и есть. Явно не «Цептер».

— Ладно, — сказал папа, садясь на подушку. — Начнём работать.

И достал принесённую с собой газету. А Леська пошла собирать землянику в соседнюю рощицу. Рабочий день начался.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Собирая землянику, Леська несколько увлеклась, и шум услышала не сразу. А когда услышала, то поняла, что пропустила что—то интересное, и рванула назад к папе. Он стоял на своём пригорочке и яростно орал:

— Кыш! Брысь! Пошёл вон!

Перед ним стоял молодой человек и с интересом слушал эти крики. Молодой человек был весьма декоративен: железная шапка, железная рубаха—кольчуга, на руках и ногах — железные вставочки с оборочками…

Почти трансформер. Или боевой робот из мультика. Леська, конечно, знала, что это такой древнерусский военный мундир. Его раньше взаправду носили, а теперь только в сказках.

Наконец папа утомился и умолк.

— Тут раньше другой людоед работал, — подал голос молодой человек в кольчуге.

— Ишь, какой наблюдательный, — фыркнул папа. — Я за него. Он на больничном.

— Ладно, мы, царевичи, люди простые, без капризов. Хоть он, хоть ты. Ешь.

— Что есть? — удивился папа.

— Меня, — объяснил царевич и слегка зевнул.

Папа немного замялся, и Леся пришла к нему на помощь:

— Подожди, дорогой, несу, несу, — нежно промурлыкала Леся и протянула кружку земляники. — Не ешь его без приправы, у тебя заворот кишок будет. Кардамону, к сожалению, нет, кончился, вот я землянику набрала.

— Что?! — страшным голосом рявкнул сообразительный папа. — Как нет кардамону?

— Был, да весь вышел, — развела Леська руками.

— Не буду без кардамону, — решительно сказал папа. — Не тот букет. Ну, что стоишь, как пень? Кардамон весь вышел, и ты иди. Повезло тебе, не съеденным уйдёшь.

Но царевич не уходил. Он помялся—помялся, а потом на цыпочках подошёл к папе и спросил его что—то на ухо. Папа посмотрел на него и грустно сказал:

— Молодой человек, мне стыдно за вас…

Царевич покраснел и быстро зашагал с холма. Почти побежал.

— Что он такое тебе сказал? — пристала Леська. — Почему тебе за него стыдно?

— Он спросил меня, кто такой Кардамон и куда он вышел, — фыркнул папа.

Пожалуй, с первым претендентом на съедение они справились неплохо.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Движение на дороге было довольно оживлённым. Не успел Иван—царевич растаять вдали, как показалась пыль от скачущего верхом Василия—царевича. Папа обвязал голову лесиной косыночкой и изобразил зубную боль, а на случай, если Василий—царевич окажется совсем тупым, он пояснил:

— Жуб болит. Шпасу нет.

— Ишь ты, — посочувствовал Василий—царевич. — И давно маешься?