Отставка штабс-капитана, или В час Стрельца

- Не о них забота, - сказал Август. - За малым исключением - все они кровососы, до такого невежества довели людей, что своей пользы не понимают. Вы говорите, в отряды не идут. Ведь запуганы, прибиты, обмануты, боятся. И оружия нет. С косой против войск - дело пустое. Выследят отряд, стрелки, драгуны окружат - в плен не берут. Я сам видел людей - по десять пятнадцать штыковых ран в теле. Звери! - сказал Август. - В последнем бою нас преследовали две стрелковые роты Ингерманландского полка и казаки. С трех сторон двойная цепь, с тыла - болото. После шести атак мы стали отступать. А некуда - голое болото, вода выше колен, кочки и ямы. Они расстреливали нас в спины. Кто пытался помочь раненому товарищу, привлекал рой пуль и падал сам. Люди тонули, захлебывались водой. Кто из раненых просил о пощаде, в того вонзали штыки. Я это видел, и Северин это видел... За болотом начинались кусты. Здесь мы встретили цепь залпом и схватились врукопашную. Все остервенели. Дрались штыками и прикладами, у кого не было ружья - бил ножом, душил солдат руками. Из наших двух плутонгов осталось в живых всего девять человек. Ненависть того дня и сегодня во мне.

- А сколько вас было? - спросил я.

- Было много. Было сто тридцать шесть.

- А пришли сюда вчетвером?

- Пришли вчетвером, и двое тут погибли. Убиты! - сказал Август.

Мы замолчали, не зная, о чем далее говорить.

- Что ж, прощайте, - сказал я. - Желаю вам удачи.

XVIII

От враждебных сторон при ведении боевых действий глупо ожидать рыцарства и человеколюбия. Да и как может быть место гуманизму, если цель боя и направлена на физическое уничтожение противника. Трудно упрекать солдат за жестокость; страх смерти, напряжение духа, гибель товарищей напрочь отбивает у них рассудительность и доброту. Но пределы беспощадного отношения к противнику существуют; их обязаны устанавливать офицеры, а для последних - высокие воинские начальники, отчужденные от личных переживаний в боевых стычках. В севастопольских рукопашных боях никто не подымал раненых французов на штыки, такой поступок вызвал бы осуждение. Но почему-то внутренние враги вызывают большее озлобление, чем внешние; к ним разрешается применять самые свирепые меры и кровожадность приветствуется. Строгий приказ "Брать в плен" обуздывает лиц, склонных к безнаказанным убийствам. Наоборот, спущенное сверху разрешение "Убивать без жалости" развязывает у непосредственных исполнителей звериные склонности.

Кровавое подавление восстания было определено уже тем, что главное в этом деле лицо - самодержец, царь Александр II - сочетало в себе глупость, трусость и жестокость. Мой осведомленный приятель рассказывал, что государь император повелел считать подавление мятежа войной и распорядился записать в своем послужном списке: "Участвовал в Польской кампании 1863-1864 годов". Соответственно, карательные действия войск стали трактоваться как боевые, и кто сомневался в правоте своих поступков - сомневаться перестал.

Но и в царском окружении разные были люди: одни - совестливые и с умом, другие - глупцы бездушные, третьи - с умом, но записные убийцы. Из последнего разряда царь и призвал себе помощников. В Западный край поехал с особыми полномочиями генерал от инфантерии, генерал-губернатор граф Муравьев. Прирожденный палач дорвался до работы и в течение года исполнил то, что не успел осуществить тридцать лет назад будучи гродненским генерал-губернатором. Подвластные ему шесть губерний превращены были в бойню. Каждые два дня совершалась смертная казнь через повешение или расстрел, каждый день двое шли в арестантские роты, трое - на каторгу, тридцать человек - этапным порядком на поселение в Сибирь. Для репрессивной акции достаточно бывало ложного доноса. За короткий срок все оппозиционное режиму население края было либо физически истреблено в столкновениях, либо лишено прав и выселено. Выселению подверглось и множество лиц, не причастных к восстанию, единою виной которых оказалось католическое вероисповедание. Тысячи людей эмигрировали. Двое из них - не без моей помощи, и сознание этого мне приятно.