Отстегните ремни

Я сейчас умру? Господи… Я и рада вроде, и в то же время нестерпимо хочется немедленно уехать домой. Слишком много эмоций, сердце отказывается все это принять, защищается. Вызвать бы такси, и все это разом прекратить…

Выбежала моя родная сестра Машка из комнаты, моей бывшей комнаты, вернее, нашей с ней бывшей комнаты, с мобильником в руке, договаривая на ходу кому-то: «Да… Я перезвоню. Ксюха приехала!» Кинулась мне на шею. Дышать стало почти невозможно, воздух – густой и душный – не шел в горло. Я закопала лицо в ее волосы и закусила губу. Чувствовала себя предательницей. Живу где-то, бог знает где, бросила всех, а они такие щемяще родные! Я тут же дала себе обещание, что отныне буду приезжать минимум два раза в год.

Машка у меня – просто красавица! Как выражалась одна моя старая приятельница: «Молодость не пропьешь». Длиннющие блондинистые волосы, высокая, такая ухоженная вся и видная, – настоящая современная москвичка. Она тоже зарылась в меня всю и заорала:

– Ксенька!

– А папа приедет? – спросила я, высвобождаясь. Просто чтобы о чем-то спросить. Я знала, что не приедет. Они не сильно ладили после развода.

– Сказал, что позвонит в восемь. Пошли на кухню. Я купила вино. – Машка хотела выпить не меньше меня. Мне же без стакана вина наша встреча представлялась дальше просто невозможной.

Вообще-то у меня спокойно с алкоголем, да нервы не выдерживали, хотелось выпить, закурить. Сделать что-то привычное, чтобы сразу не сойти с ума от нахлынувших на меня чувств.

Вино оказалось белым и теплым. И почему-то сладким. Портвейн? Да нет вроде, но гадость редкая. Из полуторалитрового пакета с пластмассовым краником, производства Испания, на пакете написано – Шардоне. Разве Шардоне такое на вкус? Но это сейчас неважно. Сейчас главное, что его полтора литра.

День второй

Ну и когда вы встречаетесь? – Машка собиралась на работу и звучала бодро и деловито. – А он знает уже, что ты приехала?

– Ясное дело, знает. Я писала. Он даже спросил, выслать ли машину. Да ну, на фиг мне его машина? Я и на такси прекрасно добралась. Потом мне ж надо было отдышаться, прийти в себя?

– А ты уже ему звонила как приехала?

– Да не, все собираюсь… Маш, я не знаю… я его боюсь, кажется. Он слишком деловой и крутой какой-то.

– Дура, что ли? Это же классно, наоборот! В ресторан пойдете хороший, наверное, раз он такой крутой. – Машка укладывала волосы и курила одновременно. В ванной прямо на раковине стояла пепельница из ракушки. Там же приютилась и Машкина чашка кофе.

Я обвела глазами потрескавшуюся и местами отстающую от стены голубую кафельную плитку, старый коврик на полу, который давно пора было выбросить, полинявшие полотенца, висящие неопрятной горой.

– Мне бы карточку для мобилки купить, чтобы по нашей не звонить. Дорого же… Где б это сделать? – Я тоже пила кофе, сидя тут же, на полу в ванной, чтобы говорить с Машкой.

Она положила расческу:

– А-а-а, это фигня. У любого метро купишь. Ну позвони сейчас с домашнего.

Звонить почему-то не хотелось. Конечно, мы друг другу уже сто раз звонили, собственно, мы провели два последних месяца, ежевечерне не слезая с телефона, и голоса и интонации друг друга отлично знали… Но когда между нами тянулись две тысячи километров, это все было проще, словно не по-настоящему. А сейчас Макс был где-то тут, рядом, может, в моем районе… Слишком близко. И от этого звонить стало страшно, и хотелось придумать дела для отсрочки. Например, купить сначала карточку, или допить кофе.

– Дурочка! Ну позвони ему, – настаивала Машка.

Откладывать было действительно бессмысленно. Я понимала, что раз я впервые за все эти годы все-таки приехала в Москву, и сделала это ради встречи с ним, то не звонить сейчас – просто глупо. И чем дольше тянуть – тем хуже мне будет.

Я набрала номер. Послышались гудки, и потом резкий непривычный голос сказал: «Слушаю». Такой мужской голос и ужасно деловой. Я ни разу не звонила ему с утра. Обычно мы говорили вечерами, и звонил, как правило, он. И голос у него тогда был мягче и медленнее, он даже слегка так приятно растягивал слова, как бы задерживая их во рту и смакуя, как хороший коньяк.

Я испугалась, что отвлекаю его от чего-то важного и крупного, от его больниц и аптек.

– Макс? – Я постаралась придать вдруг ослабевшему голосу веселую непринужденность. – Это Ксения. Я в Москве.

Его голос поменялся, но все равно остался деловым и далеким.

– Приехала? Вот умничка! Вечером увидимся? – И, не дожидаясь ответа: – Давай после восьми, а лучше, девяти. Грузинскую кухню любишь?

Я не была уверена, что хорошо представляю себе, что такое грузинская кухня, но была согласна на любую, подумав, что все равно на первом свидании мне от волнения много съесть не удастся. Представился почему-то огромный кусок мяса и хачапури. Ни того, ни другого уже заранее не хотелось, но я бодро объявила, что мне все равно, какая кухня.