Айрин решительно втиснулась между нами с Миком и сунула мне под нос руку, задрав до локтя рукав куртки.
– Видел? Это они так спасают! Как же тогда калечат?!
Ну я бы сказал, что в деле калечения у «них» простора – несжатое поле. Подумаешь, чуток сдавил в порыве трудового энтузиазма. Тем более руку, не абы какие сокровища. Хотя, конечно, еще чуть-чуть, и руку пришлось бы ампутировать: пальцы побелели, а на предплечье красными полосами отпечаталась мертвая хранительская хватка. Как только пистолет не выронила.
– А никто и не обещал, что легко будет, – заступился я за Эла. – Кроме того, где-то я слышал, что женщины всячески одобряют таких необузданных грубых самцов.
– Где это ты слышал такую чушь?
– Под этим предлогом ему бабы обычно отставку дают, – наябедничал Мик. – А он и верит, наивный.
– Имеется в виду, что эта бандитская рожа не способна на грубость?!
– Способна, но только когда ее будят. До такой фамильярности мало кто дослуживается. А те, кому выпадает счастье повидать Мейсона грубящего, сразу начинают одобрять мужчин культурных, тонких и глубоко интеллектуальных.
А вот и обломись, многознатец. Тонких и желательно чувствительных предпочитают в основном девицы теоретической направленности. Женщины же, повидавшие меня в резкой ипостаси, как правило, установкой приоритетов не утруждаются, вкладывая все силы в энергичное улепетывание.
Элу до наших суждений дела решительно не было: он рассматривал решетку с таким напряженным вниманием, словно бы она была шахматной доской, а он – гроссмейстером, насмерть бьющимся за чемпионское звание.
– Открой же ее! – потребовал из-за наших спин Чарли. – Пока эти слизняки не наползли.
Это он про ползунов? Странно, а мне зверушка слизняком не показалась. Разве что морально – не бросилась ведь, даже зубом не цыкнула. А так, шкура у нее даже волосатая. Правда, комплекция какая-то аморфная, вроде непосредственного начальника Чарли, шефа Осмайера, – тот тоже принимает форму кресла, в которое наливается. А шефа противным жирным слизняком величает все городское дно.
– Я чувствую какую-то магию, – растерянно объявил Эл. – Но крайне слабую. Она не может служить преградой… да, думаю, даже ползуну. Прочность самой решетки тоже очень сомнительна. Металл этот никого из известных мне чудовищ не остановит… Так зачем она тут? Я не понимаю, а трогать непонятное – опасно.
Прямо мои мысли. Только не в этом случае. Для меня тут кругом непонятное, так что я лучше уж трону эту хлипкую решетку, чем пойду по следам того незадачливого Истребителя через логово гаракха. Чем бы этот гаракх ни был.
– Может, узор имеет значение? – предположил Мик и изобразил в воздухе крутую завитушку вроде тех, в какие завивались прутья решетки.
– Символика? – оживился Эл, но тут же скис. – Боюсь, нет. Мне неизвестна. Да и вообще, по-моему, это произвольные бессистемные украшения…
– Именно это я и имею в виду, Эл. Может, вся калабуда просто для красоты?
– А зачаровано зачем?
– А чтоб не ржавело. Я тебе справочное бюро, что ли? Я в магии разбираюсь не лучше, чем ты в женщинах. Хотя нет, лучше, но не в этой. Мы с Мейсоном в «Темницы и драконы» играли на привалах, когда по Конго…
Я еле успел закашляться. Не то чтобы я тут кому-то не доверял, но молчание золото.
– В общем, я друидом был, – закончил Мик скомканно. – Есть у вас друиды, Эл?
– Конечно. И вы правы, знание друидической магии тут не поможет – ее бы я узнал. Здесь какая-то иная магия… сервисного плана. Неужели действительно антикоррозийная?
– Прошли они половину Ада и померли с голоду перед парой медных прутиков, – ядовито продекламировала Айрин. – Эх ты, а еще спаситель!
Уязвленный, видимо, в самую душу, Эл отступил на шаг, глубоко вздохнул и с маху вбил подошву в самую середину решетки. Бах! Чахлую загородку снесло насовсем, а у меня на один миг заныли сразу все зубы.
– Так я и знал, – ухнул Эл и даже глазенки-пуговички свои выкатил для внушительности. – Не надо было… Бежим!
– Я сама! – взвизгнула Айрин, пряча руки за спину. – Не тронь! Что там еще?!
– БЫСТРО ВНИЗ!!!
Тут уж мы с Миком подорвались не по-детски. Ибо в голосе Эла даже не давешняя знакомая бритва проглянула, а ударил тревожный набат – исступленно и даже, пожалуй, что безнадежно. Айрин может и не понять, кто их знает, женщин, каким местом они внимают нашим мужским эмоциям, но нам растолковывать не пришлось. Подхватили ее, болезную, под руки и бегом рванули по лестнице. Айрин возмущенно ухнула и поджала ноги в знак протеста, однако положения своего этим не облегчила – не такая уж она и тяжесть для двух здоровенных жлобов. Даже Чарли, следующий по нашим следам налегке и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, безнадежно отстал уже на втором пролете.
– Дальше! – донесся сверху приказ. Эл, похоже, выдерживал дистанцию, спускаясь примерно с нашей же скоростью, но парой пролетов выше. – Не останавливаться!
– Да чего он там?! – заныла Айрин, которой наши легкоатлетические упражнения пришлись не по вкусу. – Что опять натворил?
– Похоже, это была сигнализация, – обнародовал я свою догадку.