Он расслышал не сразу. Его глаза были устремлены… нет, не совсем на Анастасию. Скорее, за ее левое плечо. Там пристроилась Ирочка, и весь вид ее выражал готовность услужить. Я догадалась, что Лешиной жене удалось-таки приобрести на денек горничную с не очень поблекшим лицом, и меня слегка покоробило. Впрочем, это уж мои личные задвиги. Когда я как-то была в хорошем ресторане, официант, стоящий за спиной и готовый в любой момент налить вина, тоже вызывал у меня неприятные ощущения. Я понимаю, что в сфере обслуживания нет и быть не может ничего плохого, и в то же время откровенная возможность для человека распоряжаться другим человеком отзывается во мне болезненно.
Как бы то ни было, мне удалось обратить на себя внимание Арсения, и мы отошли в сторонку.
— Что тебе, Оля? — не без раздражения спросил он.
Я решилась и, словно очертя голову кидаясь в ледяную воду, быстро произнесла:
— Прости, что я вмешиваюсь не в свое дело, но я хочу сказать, что Ира тебя очень любит. Я даю тебе честное слово, что это так. Я клянусь тебе!
Арсений скривил рот и с отвращением поинтересовался:
— Это она тебя послала? Я что, похож на круглого идиота?
— Нет, — поспешно возразила я, — не она. Что ты! Она ничего не знает, я сама. Просто я говорила с ней о тебе… прости меня! — я рассказала ей, что ты следил за ней и за Лешей… пожалуйста, дай мне закончить! Она решила, что я обвиняю тебя в убийстве, и с нею такое приключилось, ты даже представить себе не можешь! Она готова была меня задушить и готова была обвинить всех и во всем, только бы не тебя! И, если б ты действительно убил, ей бы и на это было плевать, честное слово! Она бы обвинила невинного человека и даже не чувствовала угрызений совести, потому что все остальные люди для нее ничто по сравнению с тобой, понимаешь? Я не говорю, что это хорошо, но это правда, Арсений! Вот Леша убит, мертв, а она говорила о нем страшные гадости, и обо мне тоже, потому что не хотела позволить, чтобы у тебя были неприятности, понимаешь?
Я задыхалась от смущения, путала слова. Видимо, моя речь не была убедительной. По крайней мере, Арсений холодно заметил:
— Детский лепет!
Тут нервы мои не выдержали, и я заплакала. Я плакала не только из-за неприятностей данной минуты. Две страшные трагедии последних дней висели надо мной дамокловым мечом, и я не забывала о них ни на миг. С момента смерти Петра Михайловича моей душе не было покоя. Однако вслух я лишь горестно восклицала сквозь слезы:
— Почему вы все мне не верите? Что я вам такого сделала? Разве я обманывала вас когда-нибудь? Я ведь говорю правду!
И вдруг Арсений засмеялся. Он засмеялся, легко поцеловал меня в висок и ответил:
— Я тебе верю. Я знаю, что ты умница и тебя очень трудно обмануть. Скажи мне снова. Ты убеждена, что она меня любит?
— Я знаю это! — вскричала я. — Есть вещи, которые просто знаешь! Зачем вы мучаете друг друга? Ладно, она, она такая простодушная, но ты-то, Арсений! Ты же умный! Зачем ты делаешь это? Зачем ты обижаешь ее постоянно? Тут ни одна женщина бы не выдержала! У нее ведь тоже есть свое достоинство, правда?
— У женщины, за зеленую бумажку согласной раболепствовать перед другой, достоинством и не пахнет, — мрачно сообщил мне собеседник.
— И ты ей так сказал?
— Примерно, — вздохнул он.
— Да, только еще сложнее, правда? Она поняла только, что ты над нею смеешься, и снова обиделась на тебя. Почему ты не сказал ей просто, без выкрутас, что ты не хочешь, чтобы она прислуживала?
— Она сама должна была это понять.
— Как она могла понять это? Если ты с твоим умом не понимаешь ее, непорядочно требовать, чтобы она понимала тебя.
— Ты же понимаешь.
— Она жила в другой среде, там другие принципы, и она не переучится мгновенно! Удивительно, что она хоть старается! Ее старания стоят в сто раз большего, чем мое понимание, потому что мне оно дается само собой, а она делает все ради тебя! Да ты счастлив должен быть и проявлять безграничное терпение к ней, и не только из любви, но и в благодарность! Подумай сам! Ей ведь в голову не приходит, что с тем же успехом она может потребовать, чтобы ты, наоборот, менялся по направлению к ней, а не она к тебе! Представь себе, что она бы этого потребовала! Каково бы тебе было? Вот ей сейчас именно так.
Арсений отвернулся и дрогнувшим высоким голосом произнес:
— И все-таки мама неправа. Да, вы, русские, действительно не умеете управлять собой. Вы позволяете эмоциям брать верх над разумом и живете сегодняшним днем. Но это не значит, что вы глупее. Это просто другой менталитет. Да, с точки зрения прагматической он ущербен, но нельзя же все мерить одной меркой. Зато вы, наверное, счастливее. Вы живете, а не просчитываете.
— Ты тоже, — вырвалось у меня.