—Плата этой ночью свалил за рубеж… В Турцию. Макс приходил к Рэмбо с документами Гнеушева… Рэмбо считает, что за ним кагэбэшная контора… — Бутурлин постоял, чтобы не продолжать в машине. — Я не могу доказать. Но это киллеры, Савельич… С ними в связке Промптов. Сейчас они разбежались… Ты заметил, все время крутятся какие-то наши из ближнего зарубежья?
Савельич заметил:
— Барон сейчас как бы в стороне. Я думаю, его можно прихватить. Мы никого этим не вспугнем.
— Я об этом тоже сейчас думал. Берем! Я тебя освобождаю от другого. Занимайся…
В машине Бутурлин снял трубку радиотелефона:
—Что у нас?
Ответил старший опер:
—Там с Ниндзей что-то… На автозаправке у Аэровокзала!
Ниндзя любил заправляться на Ленинградке. Автозаправка была из тихих: тут и в часы пик почти никогда никого не было. Несколько жилых зданий хрущевских времен, разросшиеся буйно тополя. Тихая заводь доперестроечных времен. С утра работала знакомая девка, Ниндзя симпатизировал ей, хотя никогда не приглашал с собой. Просто дарил то цветы, то конфеты. Коробка ассорти и теперь лежала у него в машине. Сейчас его знакомой не было. «Может, отлучилась в магазин… Или опаздывает!» Заправщик, инвалид-афганец — непроходящий свищ на ступне, — уже подходил. В руке он держал шланг.
— Привет!
Ниндзю тут знали.
— Как жизнь?
— Все нормально…
Набор фраз был постоянный. Он опустил стекло, передал ключ. Последние часы в офисе прошли нервно. Ниндзя, привыкший к савоновской вольнице, вернувшись с допроса, попал под колпак детектива из «Лайнса». Он вызвал Неерию:
—Хочу заправиться, как всегда, на Ленинградке. Игумнов возражает…
Ниндзя развернулся, ушел в глубь двора, предоставляя Неерии разобраться.
Верный пес! Ниндзю кольнуло: его «мерседес» в последнюю минуту заменили «вольво» охранно-сыскной ассоциации. За руль должен был сесть Игумнов.
—В чем вопрос?
Игумнов — все в том же кожане а-ля Марлон Брандо и фильме «Дикарь» — начал со второстепенного:
—Я должен отправить человека в синагогу, занять место. — Он балансировал между «вы» и «ты», взаимоотношения не были определены четко. — Пропуск я не получил. От Аркана ничего не поступает. Похоже, приглашение ему не понадобится.
Неерия молча протянул кусок картона. «Мединат Исраэл» — два слова большими буквами были отпечатаны по-русски.
— Это последний. Я ездил за ним в посольство. — Неерия искал взаимопонимания. Но Игумнов не мог себя переломить: он держался вежливо и не больше.
— Молящиеся будут в белых накидках…
— В таллитах…
— У нас будут такие же. В финале вам нужно будет накрыть не только плечи, но и голову.
— Это все?..
Ниндзя видел: Неерия теряет терпение. Счел за лучшее подойти:
—На этой заправке я всех знаю. Тридцать минут. И я здесь. Мне никого не надо.
Неерия не мог отказать:
— В порядке исключения. А в дальнейшем делать все, как скажет секьюрити…
— Я бы просил этого не делать… — Игумнов получил соответствующую инструкцию.
— Я уже решил. Когда он вернется, проследите, чтобы мне доложили…
— Это не моя обязанность. — Игумнов качнул головой. — Мне заплатили, чтобы я доставил вас в Иерусалим живым и целехоньким. И таким же вернул назад…
Ниндзя не дослушал, поспешил сесть за руль. Увел машину с глаз долой. За ворота.
Автозаправку буквально заволокло тополиным пухом. Было слышно, как наполняется бак. С Ленинградки, заглушая все, доносился одновременный шелест шин неостанавливающейся бесконечной автоармады. Звук льющегося бензина внезапно исчез. Было слышно, как инвалид закручивает пробку. В зеркало заднего вида Ниндзя наблюдал, как он разогнулся и захромал вдоль машины. Вместе с ключом инвалид нес газету. В последнее время кое-где для привлечения клиентов на заправках практиковали новинку — с ключами вручали свежий номер «Коммерсанта» или «Мегаполиса-Экспресс». Ниндзя приспустил стекло. На секунду газетный лист закрыл Ниндзе дома и деревья. В это же мгновение черный ствол вспорол газетный лист на уровне лба Ниндзи. И в тот же момент все было кончено. Ниндзя успел осознать это прежде, чем вылетела первая пуля. Белый язык пламени, вырвавшись из дула, вошел в мозг и там застыл вечным огнем. Инвалид затушил вспыхнувшую газету, оглянулся. Стрелявшего уже не было, он исчез под деревьями. Оттуда слышался звук отъезжавшей машины… Пистолет валялся у бордюра, инвалид не стал его поднимать. Свернул к ящику с тряпками, в масленую грязную рукавицу сунул свою добычу — пачку стодолларовых, аккуратно прикрыл ветошью… Потом пошел звонить.