Читаем Отступление от жизни. Записки ермоловца. Чечня 1996 год. полностью

Война являет собой совершенно алогичное проявление человеческого мира, и подойти к ней с точки зрения закономерной объяснимости не представляется возможным. Слишком много событий, произошедших в дни службы в Чечне не объяснимы, если посмотреть на них человеку, не лишённому здравого смысла, начиная исходить из того, что и сама война совершенно противоестественна для любого не лишённого морального фундамента рассудка.

Логика бессильна там, где тяга к жизни толкает человека на смерть, и мы, прошедшие через это, и, вспоминая об этом, ловим в воспоминаниях прелесть тех страшных в своей понятной только нам красоте мгновений боя, в котором мы, вопреки всему, остались живы.

И ловим себя, в который раз, на мысли, требующей объяснения тому, отчего кто-то из нас не вышел живым из атаки, а кто-то, бежавший рядом, остался невредимым…

Я склоняю свою голову перед вами, ныне живущими — боевыми товарищами, любимыми и дорогими родственниками, неведомыми и незнакомыми людьми, помогавшими мне в бою или же своими руками, или же своей живой молитвой, взывая к Тому, Кто дарует нам вечную жизнь.

И это ещё не все, кто стоит вместе с нами в едином строю…

Подняв голову к ночному небу и посмотрев на звёзды, ты увидишь устремлённые на тебя глаза многих тысяч твоих предков, давно представших перед Господом, и по молитвам которых ты, не забывший о них, о Боге, и о Родине, обретаешь верных помощников и защитников на воинском пути, по которому они когда-то достойно прошли.

И реально начинаешь осознавать, что и один в поле воин, когда понимаешь, что ты не один…

Я склоняю свою голову перед вами, и молю Бога о спасении ваших душ в том мире, где вы пребываете, как и вы просили Господа спасти меня в мире этом…

<p>Молитва</p>

Солнце скрылось за почерневшей вмиг вершиной; долину, окруженную со всех сторон горами, проглатывал сумрак вечера.

— На молитву!..

Обхожу наше небольшое расположение, собираю бойцов — остатки двух взводов на «плац» — небольшое ровное место между могилами и сараем.

Расположение наше находится на пригорке за аулом, на мусульманском кладбище, к которому с трёх сторон подходит лес.

Мы, бойцы двух взводов казачьего Ермоловского батальона, заброшены далеко от основной базы, раскинувшейся между Шали и Сержень-Юртом, и лишь ещё один взвод с нашим командиром роты стоит здесь же, в ауле, но на другой его окраине.

На своих местах остаются только караульные — все остальные в строю, переминаются в ожидании. Автомат перекинут через плечо, некоторые сжимают его в левой руке.

Горы…

Один из бойцов выходит из строя и, обернувшись лицом к казакам, разворачивает завёрнутую в полотенце икону.

Все послушно, без напоминания, сдёргивают с головы то, что покрывает её — вязаные шапочки, армейские ушанки и зелёные платки.

— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа…

Бойцы крестятся.

Достаю из внутреннего кармана шёлковую ленту с молитвой, разворачиваю её и, держа на вытянутых руках, начинаю читать:

— Живый в помощи Вышняго…

Сколько раз мы читали её… Каждое утро и вечер, перед выездом и перед боем — молитву знаю уже давно наизусть, но я вновь достаю ленту и читаю написанные на ней слова. Для нас это уже часть жизни, особый ритуал, который мы не имеем права изменить или нарушить.

— …Заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него…

Мы, затерянные в горах, которые держат нас ежедневно под прицелом, прибиваемые тяжестью усталости к земле, научились только одному — через грязь, кровь и внутренний надлом видеть и чувствовать Вечность.

Казалось, что нечто цельное, бывшее у тебя в душе ранее и состоящее из переполняющих мир полутонов и оттенков, вдруг треснуло и раскололось надвое, отделив белое от черного, прочертив границу между Светом и Тьмой…

Через образовавшийся пролом в душу вошёл Бог…

— …Яко ты, Господи, упование мое…

Чеканю слова, пробивающие окутывающую нас мглу, держу в руках ленту, почти не различая букв. Темнота проглатывает лес, горы, надгробные камни и стоящих на «плацу» людей. И молитва эта становится для нас единственной реальностью призрачного мира, и слова её звучат, как слова ежедневной присяги, без которой нет смысла всего остального. И понимаешь, что такое истинное поражение и что такое победа…

— …и попереши льва и змия. Яко на Мя упова…

Рядом с нами покоятся умершие иноплеменники. И слова молитвы несутся к ним, пробиваются через камни, покрытые арабской вязью, разрывают на мгновение плен мрака потустороннего пребывания их в скорбных местах обитания, но для нас это не символ победы, но напоминание о нашей бренности и ничтожности перед лицом Смерти.

Казаки не «обижают» мёртвых, более того, с почтением относятся к могилам чеченцев, не смотря на то, что несколько захоронений свежих, и парни в них лежат молодые.

А молитва льётся, и слова её растворяются в ночи, среди блуждающих душ тех, кому уже нет дела до джихада, кто уповает теперь только на милость Всемилостивого Бога, дарующего спасение тем, кто взывал к Нему и помнил о Нём при жизни…

Пауза…

Псалом прочитан, казаки крестятся…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза