Отступник

В коридоре было темно, хоть глаз выколи, и у Вали ушло время на то, чтобы вернуться и найти выключатель, который оказался во внешнем коридоре на щитке между тиром и дверью в лешачник.

Несколько потолочных светильников дневного света лениво зажглись, и Валентин рванулся вдоль череды решеток. Сначала позади прутьев он видел пустые камеры. Но вот в одной из клеток Валя заметил темные силуэты.

Темные скорчившиеся фигуры замерли в углах небольшого тесного помещения. На появление Валентина никто сначала не отреагировал.

Прижавшись к решетке лицом, Валентин попытался разглядеть хоть кого-нибудь.

— Мироша! Мирошенька, ты здесь?

В ответ не было ни звука.

Отовсюду несло тяжелым запахом нечистот и гниющей плоти. И если уж этот запах так чувствовался тогда, когда лешачник был практически пуст, что же здесь творится, когда это жуткое место полно обитателями?

— Здесь нет Мироши, — послышался хриплый голос из глубины клетки. Кто ты? От тебя пахнет мертвой смесью!

Но Валентин не ответил и бросился дальше по коридору лешачника. Клетки ему попадались опять только пустые.

В самой дальней камере, почти затемненной из-за того, что светильник над ней был неисправен, у самой решетки застыли два силуэта.

— Мироша! — выкрикнул Валентин, пытаясь разглядеть сидящих.

— Он здесь, — раздался ответ.

Прутья не поддались умирающей магии кинжала, и Валя лихорадочно схватился за ключи. Когда замок щелкнул и открылся, Валентин подскочил к двоим сидящим у стены мужчинам:

— Где Мироша?!!

Один из леших, а это были, несомненно, именно лешие, кивнул в противоположный угол:

— Вон он лежит. А свет включается на той стене.

Валентин бросился в указанный угол, на ходу щелкнув выключателем. Тусклая лампочка осветила обнаженное тельце у самой стены…

Сердце Вали резко остановилось, сжалось болью, а потом запрыгало. Мальчик лежал в лужице подсохшей крови, беспомощно раскинув руки. На шее его был надет металлический ошейник, цепь от которого тянулась к огромному крюку, торчащему из стены…

Валентин ухватился за цепь и дернул ее. Она порвалась.

— Сейчас, Мирошенька… — прошептал Валя, вставая на колени рядом с сыном.

Мальчик молчал, он был без сознания. На шее кровоточили два круговых разреза, оставленные острыми краями безжалостного ошейника. Валя осторожно приподнял ладонью голову мальчика и стал поворачивать ошейник, ища замок. Система оказалась хитрой. Тот, на ком одет ошейник, может быть и мог бы вскрыть замок, но вероятность этого была очень невелика. Вале же удалось сделать это буквально через полминуты, и ошейник раскрылся. Отбросив его в сторону, Валя повернул сына на бок и едва не взвыл: спина ребенка напоминала мелкий паркет: вдоль и поперек горели вздувшиеся следы от плети.

— Да как же у них руки не отсохли?! — пробормотал Валентин.

Следы порки еще не были самым страшным. На пояснице мальчика был вырван кусок кожи величиной с ладонь взрослого человека. Розовая мякоть блестела в ране, кровь была размазана по пояснице и натекла на пол.

— Мироша! Ты слышишь меня? — Валентину вдруг показалось, что сын не дышит. Он со страхом взял его за руку, но его пальцы дрожали, и он никак не мог определить, есть ли пульс.

— Он жив, — раздался сзади хриплый голос.

— Жив? — Валентин оглянулся: — Кто его так?

— Здесь был Пряжкин… Он выпорол малыша. Правда, его и так принесли сюда уже раненого, — пояснил тот же голос.

Валентин снял рубашку, уложил на нее сына и завернул холодное неподвижное тело ребенка. Мальчик простонал сквозь зубы, и Валька испытал облегчение от того, что Мироша хотя бы дождался его живым. Взяв сына на руки, он пошел к выходу.

— Валя, а мы?! — остановил его хриплый голос.

Первым порывом Валентина было прибавить шагу и поскорее покинуть это место, но здесь, в этой камере, сидели его названные братья, его соплеменники. И хотя сейчас он предпочел бы скорее уйти, чем задержаться за чем бы то ни было, Валентин понял, что потом, когда действие смеси кончится, он никогда не простит самому себе, если уйдет, не попытавшись помочь.

Опустив сына на пол, Валя повернулся к лешакам.

Один из них полулежал у стены, опираясь на локоть. Его растрепанные, с обильной проседью волосы были обкромсаны, как попало, одно ухо порвано, на лице запеклись ссадины.

Второй был, кажется, в еще худшем состоянии, чем его товарищ. Он был старше, грязные седые волосы торчали в разные стороны, морщины изрыли смуглое лицо, глаза, усталые и безнадежные, смотрели жалобно.

Оба были не просто в ошейниках, но еще и в кандалах, прижимающих запястья обеих рук друг к другу. Ошейник и кандалы были жестко соединены полуметровым металлическим прутом.

— Попробуй, может, у тебя получится? — с надеждой произнес тот, что был помоложе.

— Кинжал уже не режет металл, — виновато сказал Валентин. Он встал на колени рядом с тем, кто был помоложе и стал нащупывать замок ошейника.

— Мертвая смесь тоже сдается, — подтвердил лешак. — А иначе бы ты ушел отсюда, даже не услышав меня… Тот, кого ведет мертвая смесь, не реагирует на чужие просьбы о помощи… Прости, Валя, но я подумал, вдруг ты сможешь помочь нам…