Отступник

Первая ракета догнала свою цель сзади и аккуратно вошла прямо в сопло вертолетного двигателя, расположенное под основным винтом. На фоне грохота взрывающихся мин хлопок был не слышен, но лопасти вдруг отделились от вертолета и полетели дальше сами, выделывая замысловатые кульбиты. Последняя железяка долго кувыркалась в воздухе, подчиняясь странным аэродинамическим законам, и взметнула брызги почти у самого причала.

Корпус же, освобожденный от движителя, был отброшен взрывом вертикально вниз. Полученное им ускорение сложилось с ускорением свободного падения, и те, кто не был издырявлен осколками, испытали на миг космическое состояние свободы от силы земного притяжения.

Ощущение невесомости было последним у тех, кто находился на борту вертолета. Потом тяжелый кусок металла, уже не умевший летать, вошел в воду как раз в том месте, откуда навстречу ему взметнулся очередной фонтан…

Со вторым вертолетом все было по-другому.

Ракета повелась на радиоволну от переговоров пилотов между собой и вошла прямо в кабину вертолетчика. Он успел широко раскрыть глаза от удивления и рот – для последнего крика. И больше не успел ничего. Смертоносный снаряд на огромной скорости пробил плексиглас кабины и вошел ему в грудь еще до того мгновения, когда сигнал от чувствительного капсюля добежал до детонатора.

Взорвалось сердце, и из спины авиатора вылетел рой осколков, который начал сечь аппаратуру, провода, дырявить холодный корпус и живые теплые тела. Потерявшая управление машина завалилась набок, заходя в пике, отвернула к противоположному берегу реки и рухнула в воду, не дотянув до него каких-то двадцать метров…

Но тем, кто в ней был, это было уже безразлично.

Три или четыре катера резко развернулись и попытались выйти из опасной зоны. На одном из них рвал и метал Кислый. Он потрясал кулаками и безостановочным потоком изрыгал нецензурные словеса. Он не верил, что ему самому грозит неминуемая смерть. Его ненависть была так велика, что другим чувствам и эмоциям просто не осталось места.

Кислый ненавидел хитрожопого американца, ненавидел единоутробного братишку, который подсунул ему для дела совсем бестолковых омоновцев, ненавидел своих придурков, которые взрывались один за другим и ничего не могли придумать.

«Вот теперь тебе точно хана, Водкин, – решил он. – Доберусь до тебя и своими руками замочу – никакой ОМОН не понадобится…»

И вдруг палуба исчезла у него из-под ног.

Он понял, что летит.

Летит по воздуху туда, к фазенде, где спрятался его смертельный враг. Потом, почувствовав перехватившую дыхание и остановившую сердце боль, он понял, что нет не только палубы, но и его собственных ног.

Потом светлые воды Чулыма упали на него и окрасились его кровью.

Отступление провалилось так же бездарно, как и наступление. Опытный полководец Знахарь стал жать кнопочки только тогда, когда эскадра успешно добралась до самой середины минного поля, простиравшегося аж до Оби. Поэтому удиравшие катера поочередно становились жертвами подводных убийц с тем же успехом, что и при движении в первоначальном направлении.

Поумневшие десантники, не дожидаясь взрывов, сигали за борт и пытались вплавь добраться до берега. Их головы некоторое время темнели над водной гладью. Но с завидным постоянством одна за другой резко дергались и исчезали.

Нашлось дело и Афанасию.

Бурятский следопыт и охотник, бивший белку в глаз за сотню шагов, сидел в кустиках на том самом мысу, где некогда убегавший от цивилизации, от Игроков и от самого себя Знахарь, высаженный на этот пустынный берег Тимуром, провел незабываемую неделю.

Афанасий отмахивался от комариков и небрежно постреливал из любимого карабина по плавающим мишеням.

Когда из всех катеров на воде остался лишь один, покинутый экипажем и израненный осколками и пулями, Знахарь закинул за спину «АКС» и в сопровождении вооружившегося до зубов Тимура направился к пристани. Взревели буржуйские «Меркурии», и знахаревский флагман вырулил на стрежень. Подойдя к милицейскому катеру, Знахарь с Тимуром взялись за автоматы и дали несколько длинных очередей пониже ватерлинии. Раздалось громкое бульканье, и, пуская пузыри, катер начал быстро погружаться.

Прозвучали еще две очереди, и те пловцы, кого Афанасий не мог разглядеть из своего убежища, пошли ко дну. Описав широкий контрольный круг по плесу, стремительная посудина вернулась к пристани. Туман к этому моменту исчез окончательно, и Чулым сверкал на солнце.

Посмотрев на речную ширь, Знахарь промолвил единственное слово:

– Каюк.

Он повернулся спиной к ставшей пустой реке и, насвистывая вальс «Амурские волны», не спеша пошел к дому.

И ни разу не оглянулся.

Разгром «непобедимой армады» занял десять, ну от силы пятнадцать минут. Эхо выстрелов и взрывов затихло за дальними лесами, умолк гомон птиц, и на Чулыме вновь воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь жизнеутверждающим писком проснувшихся комариков.

Глубина Чулыма в этом месте – семьдесят метров.

Глава четвертая ПИЖАМА С ЛАМПАСАМИ

– Сергей Сергеевич? Простите за беспокойство. Это Михайлов.

– Я узнал тебя, Саша. Чем могу?