На следующий день радужные перспективы разбились о страшную действительность. Ужасно завыли сирены, сея на улицах неописуемую панику, и еще большая паника охватила саму Настю, заставляя метаться по комнатам, брать какие-то вещи, и тут же ронять их. Она совершенно потеряла способность связно мыслить. Казалось, что самое главное это уехать из города, где наступил хаос, где не было больше власти, а на улицах слышались выстрелы и крики. В Ростов! Немедленно ехать в Ростов. Может, еще можно успеть на какой-нибудь самолет на Москву, где должен быть порядок, это столица, там ведь правительство… Да, в Москву!
― Ростов, скорее всего, уже разбомблен, ракеты упали севернее Таганрога, — убеждал отец, — нам нужно в другую сторону! Однако нет гарантии… Вот что: я отвезу тебя на военный аэродром, там всегда самолеты. Они должны будут взять тебя на рейс. Не забудь паспорт!
― Что делать, мама… прости… нужны деньги, а все лежит на счету в немецком банке… Но я что-нибудь обязательно сделаю, как только доберусь до Москвы… — Настя рыдала на груди у матери, а та, лишь тревожно улыбаясь, пыталась оттолкнуть дочь, бормоча:
― Иди, милая, иди… Со мной все будет хорошо… Я сама как-нибудь справлюсь… а вы с отцом идите, идите, мои хорошие…
Отец с дочерью уезжали по шоссе, забитому автомобилями, на запад, в сторону Украины. На аэродром их не пустили автоматчики, но и повернуть назад в город уже было невозможно: все полосы шоссе и даже обочины были запружены транспортом, который двигался только в одном направлении — прочь от Таганрога…
― Ничего, ничего… Все будет в порядке, просто небольшой крюк. Надо проехать по мосту через Миус и мы вернемся в Таганрог с севера… — говорил совершенно растерянный отец.
Вместо привычных полутора часов, устья Миуса они достигли только к ночи. По слухам, мост был взорван, и пришлось остановиться на подходах к деревеньке со смешным названием Лакедемоновка. В толпе водителей из беспорядочно сгрудившихся машин никто ничего не знал толком, но каждый передавал какие-нибудь рассказы, один нелепее и страшнее другого. Пропыленная, потная, безумно уставшая Настя кое-как умылась тоником, нанесла на лицо крем (забывать о собственной внешности было нельзя ни при каких обстоятельствах), а потом надела свитер, носки и попыталась задремать на откинутом сиденье. «Как глупо было не захватить что-нибудь поесть… да и вода кончается… спекулянты уже за бутылку теплой минералки хотят золотое кольцо… Подонки… Хорошо, что маму не взяли, ей было бы тяжело… — пробегали невеселые мысли, которыми Настя пыталась успокоить запоздалые укоры совести. — Ну, ничего скоро весь этот хаос кончится… вернемся назад, в город… а там как-нибудь…»
А потом появились вооруженные люди. Две группировки поначалу чуть было не постреляли друг друга, но затем пришли к соглашению и совместно захватили власть.
И вот она с отцом вторые сутки стоит в длинной очереди измученных беглецов, а вдоль прохаживаются вояки с автоматами; все в темных очках, за которыми не видно глаз. Возле стола, установленного под открытым небом прямо посреди дороги, толстяк в форме придирчиво осматривает и сортирует бедолаг, делая пометки в бумагах.
― Мне нужно отвезти дочку… ее ждут на том берегу… встречают… пропуск… — неумело врет папа.
― Твоя профессия, — говорит сортировщик равнодушно.
― Электрик, — машинально отвечает отец, сбитый с толку таким вопиющим безразличием.
― Пойдете в подсобные рабочие, хотя больно худосочна твоя девка! Какой от нее будет приплод? Ладно, прислугой будет.
Лицо Насти покрывается красными пятнами. Она вне себя от гнева, несмотря на голод и жажду в ней еще осталось достоинство! Это оскорбительно! Прислугой!? Она, если не королева, то уж точно — фрейлина высокой моды!
Но, как оказалось, в эти дикие времена пройти отбор и попасть в кабалу — тоже огромное счастье. С большинством беженцев поступали гораздо хуже, отгоняли на десятый километр, а тех, кто пытался сопротивляться или посмел возвращался — расстреливали. Поселок Русский колодец стал коллективной могилой для многих и многих подобных неудачников. Так что Насте и ее папе несказанно повезло, они стали слугами, получили еду и крышу над головой. Впрочем, Фортуна ей всегда улыбалась на кастингах…