Отступник - драма Федора Раскольникова

- Муза, ни единому слову обвинения я не верю. Все это наглая ложь, нужная Сталину для его личных целей. Я никогда не поверю, что подсудимые совершили то, в чем их обвиняют и в чем они сознаются. Но почему они сознаются?

Теперь каждый день начинали с чтения газет. Бредом казалось все, что говорилось на процессе. Решили съездить в Рим, чтобы там в полпредстве узнать что-нибудь более точно. Полпредом в Риме был Борис Ефимович Штейн. Но он избегал говорить о московском процессе, отделывался пересказом статей "Правды" и "Известий".

Это было невыносимо. Решили уехать. Но куда? Вернуться в Софию? Но возвращение из отпуска раньше времени могло быть истолковано в Москве в дурную сторону. Решили продолжить путешествие.

Безрадостным было это путешествие. Газеты приносили все новые ужасные вести. Сообщили о казни Зиновьева и Каменева. Писали о многочисленных арестах в Москве. О том, что там готовятся какие-то новые процессы.

Раскольниковы побывали в Неаполе, проехали всю Сицилию, несколько дней провели в Афинах, в Стамбуле, наконец, в середине сентября, Восточный экспресс доставил их в Софию.

6

Вошли в дом представительства с надеждой, что здесь, может быть, ничего не изменилось. Нет, первая же новость- неприятная: не вернулся из Москвы корреспондент ТАСС Григоренко, будто бы арестованный НКВД. Его перепуганная насмерть жена собиралась уезжать следом за ним. Вскоре отозвали первого секретаря полпредства Буравцева. Никто не знал, за что. И неизвестно было, вернется ли он в Софию.

В газетах осужденных большевиков, героев революции, называли не иначе, как "бешеными псами", "гнидами", "похотливыми гадами". "Правда" и "Известия" призывали повышать политическую бдительность, разоблачать врагов народа, вредителей и шпионов везде и всюду. В полпредстве на собраниях партячейки верховодил секретарь генконсульства Яковлев, агент НКВД, заявлявший, что и в полпредстве есть тайные враги и долг коллектива выявить их и разоблачить.

До конца года ситуация с Буравцевым не прояснилась. В отсутствие первого секретаря Раскольников не мог оставить Софию, поездку в Москву пришлось отложить.

Встретили новый, 1937 год в Софии. Скромно, тихо.

На фоне этих тревожных событий блеснула одна радость- Муза оказалась беременной.

Начало же нового года ознаменовалось открытием в Москве второго крупного процесса над большевиками. Подсудимых было столько же, сколько и на первом процессе, шестнадцать человек, они обвинялись в создании "параллельного троцкистского террористического центра", связанного с зиновьевской организацией.

Глава шестнадцатая

ПРЕДЛОЖЕНИЕ КРЕСТИНСКОГО

1

- Федор Федорович, ваша почта. - Вошел Яковлев без стука, или показалось, что без стука, занятый делом, Раскольников не услышал. Худой, как йог, кожа и кости, покачиваясь на длинных, пощелкивающих на ходу журавлиных ногах, сексот подходил с выражением жаркого любопытства на обычно бесстрастном каменном лике. - И еще…

С пакетом диппочты передал кипу туго перетянутых бечевкой московских газет. Раскольников посмотрел на него с удивлением. Доставлять газеты вовсе не входило в его обязанности.

- Зачем же газеты? Передала бы жена.

- Муза Васильевна еще не пришли с прогулки. - Он произнес "не пришли". Вот как. Послышалось даже: "не пришли-с". Вот тебе и рабочая косточка, не из холуев: тщеславился чистокровным пролетарским происхождением. - А я подумал…

Он умышленно не договорил. В расчете, что его спросят, о чем он подумал. Но Раскольников не стал спрашивать.

- Хорошо, спасибо, - Раскольников снова уткнулся в бумаги, пакет и газеты нарочито небрежным жестом сдвинул к дальнему краю стола.

Яковлев медлил, не уходил, как бы намеревался о чем-то заговорить и не решался. Ему, конечно, хотелось бы поговорить о газетах, хотелось посмотреть, как полпред накинется на них, - события на далекой родине разворачивались с головокружительной быстротой.

Или, может быть, что-то необычное заключалось в пакете с грифом "секретно", - что-то, что не было секретом для скромного секретаря генконсульства?..

Раскольников продолжал писать, не обращая на Яковлева внимания, и тот удалился.

Выждав с минуту, вышел из-за стола, выглянул в приемную - Яковлева не было. Не было его и в коридоре. Вернулся к столу.

Теперь посмотреть, что там, в пакете НКИД. Какую бомбу заложили под сургуч хозяева наркомата? Конечно, и газетный сверток представлял собой бомбу замедленного действия. Но все, что могло быть пугающего в московских газетах, уже, в общем, было известно - из передач московского радио, - по ночам слушали с Музой, как передавали стенограммы судебных заседаний для провинциальных газет.

Надорвав пакет, вытянул стопку сколотых скрепками бумаг. Обычные сводки, инструкции, запросы… Вот! Письмо Крестинского, заместителя Литвинова. "Уважаемый Федор Федорович, памятуя о Вашем отказе от Чехословакии, предлагаю Вам пост полпреда в Греции…"