— …а потом просто как обычно нажрешься на этом светском рауте и утром проснешься со свиньей под боком и неприятным ощущением греха в штанах…
— Рем! — я отобрал у него вторую бутылку. — Я не шутил. Я. Не. Шутил.
— Ну конечно, — покивал сухолюд, возвращая себе бутыль. — А я сегодня постираю флаг Авторитета на котором сплю. Слушай Престон, в чем змеева проблема?! Хохма второй раз — не хохма. Я понимаю, ты хотел произвести на меня впечатление. Я понимаю, как важна тебе, сопляку, моя похвала и одобрение, но я уже сказал все, что мог. Эй! Ты лучше отдай мне бутылку!
— А то что? — воскликнул я, хватая бутылку второй рукой. — Пнешь мне под коленку? Рем, я смею тебя заверить, что это не шутка!
— Если это не шутка, то тебе лучше прямо сейчас бежать и запереть себя в подполе! — С этими словами он запрыгнул на стол и ногой уперся мне в грудь. У меня перехватило дыхание, и пробилась слеза, но бутылку я не выпустил. — Не думал, Престон, что ты свихнешься от зависти к моему таланту!
— Полистайте словарь, сударь! — предложил я, выкручивая бутылку. — Слово талант означает некую полезную способность, а не красный бархат на заднице!
Это был удар ниже пояса, и я отдавал себе в этом отчет. Но мне уже нечего было терять. Если что-то и могло задеть Рема, так это чечетка на его постыдной тяге к пижонским вещичкам. На его родине истинно мужским одеянием считался покрытый жиром наряд из звериной шкуры.
Я играл ва-банк.
Рем затрещал от негодования и, не в силах разжать челюсти, яростно замычал мне в лицо. Назревало страшное.
— Ваша еда, господин Тан’Тарен, — вежливо сказал Каффа. — Позвольте мне поставить ее на стол.
Еда для Рема была священна, и он на время ушел за баррикады. Сухолюд медленно слез на свое место, и благосклонно принял дары Каффы. Потом избрал самый большой кусок мяса и с размаху вонзил в него нож, глядя, при этом, на мою шею. Через секунду рот его забился достаточно плотно, и я заговорил с трактирщиком.
— Еще два стола, любезный Каффа?
— Да, — простонал он, мгновенно наполнившись слезами. — Еще два, господин Престон!
— Воистину, это дело требует немедленного разрешения, — сочувственно кивнул я.
— Бесплатно! — Каффа тут же припал передо мной на одно колено. — Все это бесплатно господин Престон. Всего один совет, умоляю вас!
— Что ж, — я посмотрел на этого грандиозного и совершенно безобидного громилу, трясущего предо мной сцепленными пальцами, — у меня есть для вас кое-что. Вы слыхали о черном дереве?
— Черном дереве? — старательно повторил Каффа. — Нет. Нет. Никогда.
— Из этого дерева избранные Сайские воители с величайшим трудом вытесывают для себя нагрудные пластины, — объяснил я, протягивая ему конверт. — Вот, возьмите это и отправляйтесь завтра с утречка в порт. Там найдете Руда. Вы ведь знаете Руда?
— Конечно, господин Престон, — Каффа с благоговением принял от меня конверт. — Должен мне двадцать профилей.
— Отдайте ему этот конверт, и он выведет вас на нужного человека. Сайский торговец мебелью. Он продаст вам несколько столов из Черного дерева. Такие столы ассассины даже поцарапать не смогут.
Громила довольно долго благодарил меня, не забывая макать душегубов в дерьмо. Вполголоса, конечно же.
— Ведь даже бумагу и перья им клал, — шептал он, подливая Рему бульон из чугунного котелка. — Все напрасно. Портят подлецы столешницы. А что они пьют? Постоянно просят подать яду. Причем такого, что я даже понюхать его боюсь. Недавно капелька попала служанке на руку, так она неделю без сознания провалялась!
Каффа оглянулся, и почесал поясницу.
— А едят только маринованных гадюк. Где я им добуду столько маринованных гадюк? Вы не поверите, специально нанял на кухню змеелова, что б меня в койке не зарезали… Эх, гусак я старый, — он спохватился. — Друзья, хочу напомнить, что через пять минут начнется облава.
— Да, Каффа, мы помним, — сказал я. — Вот только господин Рем пока не доел свою гордость, а потому мы еще чуть-чуть посидим.
— Как изволите, — тряхнул кочаном трактирщик. — Оба выхода открыты, — он заговорщицки мне подмигнул и оставил котелок на столе.
Рем придвинул котел к себе и залез в него головой. Раздался сосущий звук, и я понял, что сухолюд дает мне время высказаться.
— Друг, — сказал я со вздохом. — Я знаю, что желание мое кажется тебе фарсом последней степени, пьяным авантюризмом, ребячеством, наконец, — котел забурлил утвердительно. — Но я вынашивал эту идею пять нерестов! Пять нерестов я видел ее перед собой, как тебя сейчас, и теперь мне кажется, что я потяну это дело.
— Кажется?! — Рем вынырнул из котла.
Мне в лицо попал бульон, но я мужественно утерся.
— Ах, тебе, сукиному сыну, кажется? Знаешь, что казалось Штирсману, когда он решил забраться в казармы Белой гвардии? Что это здорово поднимет его репутацию. Его даже вешать не стали, просто выкинули посреди трущоб Кмерхи. Одна нога здесь, другая — там.
— Рем, ты знаешь, что я вор по зову сердца, — сказал я терпеливо. — Ты знаешь, чем я пожертвовал. Если у меня есть талант, то талант этот должен требовать шедевров, понимаешь? Не спасую в этот раз, стану настоящим художником.