Вокруг, тем временем, начал собираться народ. Точнее говоря, люди просто останавливались, а толпа в Гигане была синонимом слова «воздух». Они смотрели снизу и взбирались на магистраль. Зевак не отпугнули даже арбалетные выстрелы убийц. Люди просто смяли отчаянно сопротивляющихся налетчиков и окружили пространство вокруг кареты. Могучего инвалида они все же побаивались.
«Накат! Накат! Это же Накат!» — этот вопль разбежался по всей Гигане как электрический разряд по медной паутине. Сначала несмело, но чем больше жителей собиралось, тем громче они начинали скандировать:
— На-кат! На-кат!!! НА-КАТ!!!
— Что? — пискнул Кошкин из кареты.
— Я говорю… Вот змей. Да заткнитесь вы! — рявкнул Накат толпе.
— НА-КАТ!!! НА-КАТ!!! НА-КАТ!!! УБЕЙ ЕГО, НАКАТ!!!
— Я говорю, выбирайся из тарантайки, или я брошу внутрь гранату! — что есть сил, прокричал Накат.
— Я не слышу! — ныл Кошкин. — Во имя Первого, не трогай меня! Чего ты хочешь? Денег? Власти? Пожизненную индульгенцию? У меня прямо с собой есть пачка новеньких индульгенций! Вот, забирай!
Синие листы церковных грамот вспорхнули в воздух. Накат поймал одну из них и на обратной стороне написал куском уголька: «Выходи, или я взорву карету вместе с тобой». Немного подумал и добавил: «К змеям собачьим!». Потом смял листок и бросил Кошкину.
Через минуту Патриарх выполз наружу. Он был жалок. Он пах сильнее, чем обычно. Он обливался слезами и трепетал как пойманный в кулак мотылек. Он, не переставая, шептал что-то. Это была не молитва, он повторял себе слова Оракула: промахнется, промахнется, промахнется.
Но когда он поднял глаза и узнал своего мучителя, то замер совершенно, словно фарфоровая копилка.
И вдруг толпа стихла. Со стороны могло показаться, что кто-то наглухо закрыл большое окно. Алчные до зрелища мещане хотели послушать, что скажет каратель.
— Первый все же справедлив, ваше преосвященство, — мрачно проговорил бывший инквизитор, наставляя на Патриарха инфузер. — Ты боишься? Вся твоя вера уместилась на маленьком свинцовом шарике. Если решишь стать призраком и преследовать меня, то не забудь рассказать, что там происходит на самом деле. Хлоп…
С этими словами он выстрелил.
И промахнулся.
Потому что Патриарха секундой ранее сбил ло-ша-ди-ный экипаж, пронесшийся мимо как ужаленная в хвост молния.
— Кажется, мы кого-то сбили, — сказал Рем, приземлившись после сильного толчка снизу.
— Опять? — спросил я жалобно.
— Моя вина, — откликнулся Реверанс, правивший повозкой.
Он хлестнул поводьями, и экипаж перелетел через разбегающуюся толпу и вторую баррикаду из телег. Ло-ша-ди выглядели слегка озадаченными, из-под вздыбившихся хвостов летели разноцветные искры.
— На этот раз вдребезги, — заключил сухолюд, глядя на митру Патриарха с приклеенным кучерявым париком, которая угодила в Олечуча.
Это была классическая немая сцена.
Довольно масштабная классическая немая сцена.
Тысяча с лишним человек замерли в разнообразных позах вокруг окаменевшего супергероя Гиганы.
Накат невидящими глазами глядел на то, что осталось от Патриарха Кошкина. А именно: темная дымящаяся полоса локтей в десять. Это выглядело так, словно Первый зажег о магистраль Божественную Спичку, что бы прикурить Сакральную Трубку.
— Может нам стоит что-нибудь предпринять? — спросил Ики нетерпеливо. — Я, например, рекомендую немного смазать мои оси. Это, в конце концов, смешно: я — высокотехнологичный агрегат, которому нет, не то что аналогов, даже жалких подобий, а пою как раненый стриж.
— Заткнись! — люто прошептал Накат. Таким «заткнись» можно было бы травить насекомых.
Кресло в ужасе подалось назад вместе с Накатом и скрипнуло.
— Включай поршневой двигатель! — проговорил Накат, потея от ярости.
— Но… — пискнуло кресло.
— На полную мощность!
— Я…
— Раскрой все четыре турбины!
— Э…
— Мы должны догнать этот экипаж!
— Да, хозяин, отлично хозяин, а не должны ли мы случайно заправить мой бак хотя бы стаканчиком виски?
— Ики!
— Ну, ты ведь понимаешь, что потом тебе придется это сделать.
— После того, как мы догоним этих ублюдков, я залью в тебя целую кегу!
— Ловлю на слове. Пристегнись, как следует, и не забудь про ноги, а то получиться как в прошлый раз.
Олечуч прекратил петь Каше колыбельную и встрепенулся, схватившись за голову.
— Что-то… о-о-о… следует за нами.
— Ты имеешь в виду крыс? — спросил я.
— Нет. Не то. Гора трупов. Мне нравится. Надеюсь, он нас догонит.
Крысы.
Что можно сказать о них, до того, как встретишься с одной-двумя, в каком-нибудь загаженном переулке?
Можно вспомнить, что это довольно умные животные, которые способны на качественные совместные действия. Что это очень живучие твари, умеющие пережить многое из того, чем человечество привыкло уничтожать себя. Что во многих культурах крыса считается не только символом порчи, разрушения и огромных затрат, но и символом достатка и процветания. Потому что это серое щетинистое существо с голым хвостиком не оставляет безнаказанными крупные залежи зерна и продуктов и селиться рядом с ними с превеликим удовольствием.