Отсутствующая структура. Введение в семиологию

Люди Запада воспринимают пространство как пустоту между предметами, тогда как для японца – припомним их садовое искусство – пространство это форма среди других форм, наделенная собственной конфигурацией. Кроме того, в словаре японцев нет понятия privacy, и для араба «быть одному» вовсе не означает «уединиться физически», но только «перестать разговаривать» и т. д. Определение количества квадратных метров жилплощади на человека имеет смысл только внутри конкретной культурной модели, механическое перенесение пространственных культурных норм с одной культурной модели на другую ведет к разрушительным последствиям. Холл различает культуры «монохронные» (принадлежащие к этой культуре склонны браться за какое-то дело и доводить его до конца – таковы, например, немцы) и культуры «полихронные», например, романская: переменчивость и непостоянство ее представителей часто интерпретируется северянами как неупорядоченность и неспособность закончить начатое дело. Любопытно отметить, что монохронная культура характеризуется низким уровнем физического соприкосновения, в то время как для полихронной характерно противоположное; естественно, что при таком положении дел один и тот же феномен будет толковаться в этих культурах совершенно по-разному и может вызвать разные реакции. Отсюда целый ряд вопросов, которые проссемика ставит перед градостроительством и архитектурой в целом: какова максимальная, минимальная и оптимальная плотность населения в сельской, городской или смешанной местности в каждой конкретной культуре?

Какие «биотопосы» сосуществуют в многонациональной культуре? Каковы терапевтические функции пространства в деле смягчения социальной напряженности и усиления интеграции разных групп? К трем пространственным измерениям проксемика добавляет четвертое – культурное, которое если и недостаточно измерено, все же от этого не менее измеряемо; кроме того, не будем забывать, что внутри этого пространства существуют сильные и слабые коды.[197]

II. 7. Какие выводы следует сделать из сказанного применительно к нашему исследованию? Расстояние в X метров, разделяющее двух индивидов, состоящих в каких-то отношениях, является физическим фактом и количественно исчисляемо. Но тот факт, что это расстояние в разных социальных ситуациях и контекстах обретает различные значения, приводит к тому, что измерение перестает быть измерением только физического события (расстояния), становясь измерением значений, приписываемых этому физическому событию. Измеренное расстояние становится смыслоразличительным признаком проксемического кода, и архитектура, которая при созидании собственного кода берет это расстояние в качестве параметра, рассматривает его как культурный факт, как систему значений. И при этом мы не выходим за пределы левой стороны треугольника Огдена – Ричардса. Физический референт, с которым имеет дело архитектура, всегда уже опосредован системой конвенций, включившей его в коммуникативный код. Архитектурный знак в этом случае соотносится уже не с физическим референтом, а с культурным значением. Или, скажем точнее, архитектурный знак превращается в означающее, денотирующее пространственное значение, которое есть функция (возможность установления определенного расстояния), в свою очередь становящаяся означающим, коппоширующим проксемическое значение (социальное значение этого расстояния).

Последнее сомнение могло бы возникнуть в связи с тем, что архитектура предстает неким паразитическим языком, который может говорить, только опираясь на другие языки. Подобное утверждение никоим образом не умаляет достоинств архитектурного кода, поскольку, как мы убедились в Б.3.11. i, существует множество кодов, разработанных для того, чтобы в собственных терминах и означающих передавать значения другого языка (так, код морских флажков означивает означающие азбуки Морзе, словесного алфавита или другой конвенциональный код). И сам словесный язык в различных коммуникативных процессах часто выступает в этой своей замещающей функции.