Уроки Леви-Стросса, откорректированные в духе Лакана, неизбежно приводят автора к признанию некоего источника всеобщей комбинаторики, подспудного всякой исторически сложившейся культуре; выделение Дюмезилем теологической триады, характерной для религиозного мышления всех народов, вынуждает признать «наличие некоего порядка… независимого от ряда его конкретных воплощений, и общих начал, к которым может быть возведен код»[295]
. С другой стороны, если и существуют некие «изначальности», лежащие в основе всякой цивилизации, то можно попытаться выяснить их не в качестве каких-то детерминирующих факторов, которые бы существовали независимо от человека, но того, что складывается в процессе деятельности человеческих сообществ и в чем историк видит предмет своей науки[296]. В таком случае можно было бы избежать апорий идеалистического структурализма и в то же самое время использовать весь спектр возможностей, заложенных в историческом процессе: выделение структур оказывается результатом «деятельности духа» (в этом случае дух и исследовательская мысль – одно и то же), «отвлекающегося от многообразных форм каузальности, от бесчисленных связей, устанавливающихся между какой-то областью реальности и другими ее областями, с тем чтобы определить собственное устройство данной области»[297]. И тогда, судя по всему, открывается возможность прочтения историко-социального материала: с одной стороны, диахроническое изучение причин и следствий, с другой – синхронный срез совокупностей значений, которые исследователь не считает окончательными, но пригодными для описания отношений, складывающихся между различными сферами культуры в данный момент времени, при этом он убежден, что «все эти системы в целом могут рассматриваться как многообразные реализации на разных уровнях активности человеческого духа» (и здесь «дух» означает «неосознаваемые, но объективные законы»). И можно было бы, не отказываясь от марксистского исторического подхода, обратиться к мифам, изучая их сами по себе, вне связи с породившей их общественной ситуацией[298], как «язык, подчиняющийся некоторым правилам, не осознаваемым носителями этого языка и тем не менее ими используемым»[299]. Как совместить эти вневременные структуры с исторической каузальностью? В известном смысле, уповая на рациональность самой истории, «поставщицы значений», другими словами, рациональность хода истории тогда выражается в том, что структуры, постепенно выкристаллизовываются в разнообразных исторических контекстах, оказываются сводимыми к неким всеобщим, но неосознаваемым закономерностям и вместе с тем являются результатом развития, обусловленного теми же самыми закономерностями ничуть не менее, чем структуры. «Марксистский анализ всегда предполагает возможность отнесения формируемых человеком языков к основанию, от которого берет начало всякое подлинное творение человеческого мира…[300] Историческая наука занимается собственно деятельностью индивидов и групп, восстанавливая ее во всем богатстве взаимосвязей, но также и структуры, выкристаллизовывающиеся в этой деятельности на разных уровнях, могут рассматриваться как продукты человеческого духа, повсеместно и повседневно упорядочивающего самый разнообразный материал. И это то, что ныне важно понять»[301].Ясно, куда клонит Себаг: «Всякое общество, по-видимому, подчинено некоторому принципу организации, который никогда не бывает единственно мыслимым, это реальность, допускающая множество трансформаций», отдельные сообщения понимаются под определенным – функционально обусловленным – углом зрения, в соответствии с интересами общества и его конкретных представителей[302]
; таким образом, вопрос заключается в том, чтобы понять то, что мы называем «серийным мышлением», в терминах структурного мышления, считая тональность чем-то превосходящим выделяемые в ней исторические структуры… Но предприятие обречено на поражение, коль скоро