Читаем Отсутствующая структура. Введение в семиологию полностью

«Игра разрушает присутствие». С другой стороны, «поворот к утраченному или невозможному присутствию отсутствующих начал, вся эта структуралистская тематика распавшейся целостности являют нам печальный, тоскливый, пристыженный, руссоистский лик игры, в то время как ницшевское радостное приятие игры, его открытость грядущему, приятие мира, в котором знаки не лгут, но и не вещают истин, мира без истоков, открытого всем истолкованиям, – все это могло бы стать другим ее ликом»[378].

Деррида хорошо понимает, что сегодня еще рано решать спор этих двух направлений. В глубине души он равно оправдывает и бесхитростные колебания Леви-Стросса, и много более осознанные злокозненные сомнения Фуко. Во всяком случае, различение и взаимоисключение этих возможностей (наличие обеих, при том что никакое решение не гарантировано, только одна из характерных черт нашей эпохи) окончательно ликвидирует структурализм как философию.


VIII. 3. Но разве этих неустраненных сомнений нет и у Лакана? Разве не очевидна его попытка обосновать структуру детерминации бинарным кодом и в то же самое время ликвидировать какую бы то ни было структуру, гипостазируя отсутствие, которое разводит в пространстве два утверждения любой бинарной коммуникации?

Замечания Деррида по поводу игры помогают разрешить это очевидное противоречие, а также осознать, почему у Лакана время от времени возникает недоверие к самому понятию кода.

Вспомним, что было сказано о коде в А.1.IV. Накладываясь на равновероятность источника информации, код призван путем внесения некоторых правил ограничить сферу возможных событий. Код – это система вероятностей, сужающая изначальную равновероятность. Фонологический код осуществляет выбор нескольких десятков звуков, организуя их в жесткую абстрактную систему оппозиций и сообщая им дифференциальное значение. До этой операции перед нами был недифференцированный универсум всевозможных звуков и шумов, соединяющихся как угодно. Код наделяет смыслом что-то такое, что первоначально этим смыслом не обладало, при этом какие-то элементы этого «чего-то» получают ранг означающего. Но пока кода нет и пока это нечто не кодифицировано, оно может осуществлять бесконечное количество сочетаний, которые только позже, после наложения кода, могут стать носителями смысла.

Но как увидеть, описать, в конце концов, назвать то, что еще не кодифицировано? Это можно сделать с помощью теории вероятностей. Но теория вероятностей, отождествляет ли она статистические законы с предполагаемыми объективными законами хаоса, или понимает их только как инструментарий, пригодный для предвидения, может сказать только одно: каким образом может произойти все что угодно, там, где еще не оставил своего отпечатка код, и где, стало быть, еще нет структуры. Так вот, Лакан об этом ясно говорит: знаковая цепочка структурируется не с помощью кода, но на основе вероятностных закономерностей[379].

И значит, нет ни кода, ни структуры, но только Источник, только Исток (Sorgente, Fonte). И надо же случиться (и это подлинная первозданная случайность, а не та вероятность, которую не преминул бы вывести из этого случая Лакан), что специалисты по теории информации, вероятно никогда и не задумывавшиеся о проблемах онтологии, стали употреблять для обозначения источника два слова – Fonte, Sorgente, а не одно, и эти термины вкупе со всеми их коннотативными оттенками наилучшим образом означают Начало и Различие, Родник, но также Открытость, из которой проистекают все события. «Исток» и «Источник» приводят на память поэтические мифы и метафоры Гёльдерлина, из чьей поэзии извлек Хайдеггер свое учение о языке как гласе первоначал. «Неведомо, что делает поток». И что происходит в источнике информации, тоже неведомо.

Круг замкнулся, жалкие остатки структур погребены под несчетными статистическими расчетами знаковых цепей, всего лишь матриц комбинаторной игры, в которой для Деррида, как и для Ницше, что истина, что ошибка – все едино.

Что же касается того, что позже цепь может формироваться как бинарная, то это не потому, что код лингвистов и фонологов так живуч, а потому, что Источник как способность различения если что и может рождать, так это игры с различениями. Как только сверхчеловек убедился в своем собственном игровом происхождении, он уже может прекрасно обойтись без женевского человека (провозглашавшего возвышение к природной мудрости, что, впрочем, не мешало ему заниматься культурным строительством).

IX…И о том, как с ним быть

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука