Оттаявшее время, или Искушение свободой

На суде ему припомнили разное: в пьяном виде выкрикивал на улицах проклятия коммунистам, был тунеядцем, продавал картины иностранцам… Припаяли десять лет! Так он оказался в одном лагере и в одном бараке с моим мужем Никитой. Они с Родионом разговаривали по-французски, Никита усовершенствовал его произношение и рассказывал о Франции. Хоть и лагерь, и лесопилка, и недосып, и полуголод, а Гудзенко удавалось на обрывках картона и фанеры с помощью самых простых красок, раздобытых с величайшим трудом и, конечно, втайне от лагерного начальства, рисовать своих балерин. Никакого шкафа в бараке не было, а потому прятал он свои картины под матрас. Однажды нагрянул очередной шмон, которым руководил начальник отряда капитан Ежов — маленького роста мордвин с четырехклассным образованием. Старшины рылись повсюду, заглянули под Родионов матрас, а там сюрприз! Все выгребли, вывалили на середину барака, и Ежов от вида раскоряченных в голубых пачках балерин и странных окон с крестообразными рамами посередине, закатился в истерике. «Это что за кресты? Это что за порнография?!» — орал капитан и сапогами, каблуками топтал и громил картины.

После освобождения Гудзенко продолжал рисовать, кормился книжной графикой, как многие, и был принят в Союз художников. Живопись его изменилась, стала другой, не такой весёлой, как прежде, но его мечта побывать в Париже, наконец, сбылась.

Я помню, как он нам позвонил восторженный, совершенно пьяный, с какого-то парохода, и никак не мог мне объяснить, куда он плывёт. Никита тогда был в очередной командировке, где-то далеко в Африке, и мне никак не удавалось Родиону объяснить это. Через пару дней он позвонил ещё раз. Кончилась эта поездка для него печально: под конец он уже так перебрал красного и белого, что попал с сердечным приступом в больницу.

Разные ходили слухи о его смерти в Питере, но то, что рассказал Борис Пустынцев, который его хоронил в 1999 году, звучало так: в тёмном подъезде на Родиона напали, проломили голову, и он скончался прямо на месте.

P.S. В 1990 году своими усилиями и стараниями друзей в Ленинграде мне удалось устроить посмертную выставку отца. Она проходила в двух павильонах Летнего сада. Из Парижа я привезла кое-какие папины гуаши, из Рукописного отдела Публичной библиотеки и Театрального музея нам одолжили литографии и рисунки. Стены Чайного и Кофейного домиков на два месяца украсились необычными работами. Получилась ретроспектива: от колхозниц и сталеваров, иллюстраций к русским сказкам до абстракций и последних работ Игоря Ивановича Ершова. Было трудно собрать все вместе, ведь после его смерти многое из квартиры исчезло, а деревянная халупа в Парголово, выделенная ему под конец жизни под мастерскую, сгорела дотла.

О выставке в Летнем саду написали в газетах, сняли маленький фильм, я дала интервью, рассказала об отце. На открытие пришло очень много разных людей, а вступительное слово говорил человек, заслуженный художник из ЛОСХа, который регулярно папины работы на выставкомах «зарубал». Но тут он говорил трогательно и проникновенно «о талантливом мастере и преждевременной утрате».

Вот уж воистину, как сказал Пушкин, «они любить умеют только мёртвых».

Об авторе

Ксения Кривошеина (урожд. Ершова) — художник, литератор, общественный деятель. Родилась в Ленинграде, с 1980 года живёт и работает в Париже. Публиковалась (рассказы, эссе, романы) в издательствах «Искусство», «Логос», «Христианская библиотека», «Сатисъ», а также в журналах «Фома», «Нескучный сад», «Звезда», «Знамя», «Новой журнал», «Нева» и проч. Автор сайта «Мать Мария (Скобцова)», где собраны уникальные материалы по Серебряному веку, русской эмиграции, архивные фотографии и документы по Сопротивлению во Франции. В 2004 году в издательстве «Искусство» вышла книга «Красота спасающая», в 2015 году в издательстве «Эксмо» — монография «Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней», в 2016 году в издательстве «Алетейя» — сборник «Шум прошлого».