Оттенки

Услышав такие речи, кадакаская хозяйка широко раскрыла глаза. Она на минуту задумалась, потом обвела взглядом всех сидящих за столом, как бы пытаясь прочитать на их лицах, что каждый из них об этом думает. По правде говоря, до сих пор не Юхан, во всем уступавший жене, а она, кадакаская Мари, была полновластной хозяйкой усадьбы. Мари настолько привыкла всем распоряжаться и командовать, что и представить себе не могла, как можно жить иначе. И вдруг этот зять, едва проживший с ними одно лето, хочет отнять у нее власть, единственный интерес в ее жизни! У нее, правда, останется старый Юхан, которым можно будет помыкать, да много ли толку от него одного! В хозяйственных делах ей придется либо молчать, либо ссориться с зятем: она уже давно поняла, что ее мнения редко совпадают с мнениями Каареля.

— А мы, значит, должны будем на молодых спину гнуть. Тебе что, батрачить уже неохота? — едко спросила старуха. Старик с любопытством посмотрел на жену, словно впервые слышал ее голос, но промолчал и продолжал есть, только засопел сильнее.

— Нет, на это я так легко не пойду, — продолжала Мари. — Справлялись мы с хутором до сих пор, справимся и дальше. Да и чем вам плохо? Ведь когда-нибудь все будет ваше, других наследников у нас нет.

— Вот и я говорю Каарелю то же самое, — вставила Тийна, а старуха метнула на зятя пронзительный взгляд.

— Когда-нибудь, конечно, будет, да когда только? Каждому охота самому стать хозяином, — сказал Каарель.

— А нам неохота? Что же, по-вашему, нам сложить руки и смерти ждать? — возразила старуха.

— Зачем же смерти? Вы, старики, живите себе потихонечку да полегонечку; работайте понемножку, сколько вздумается, хлопочите по дому, — молвил Каарель.

— Думаешь, нам так хочется, чтоб нас из милости кормили? Не будет этого! Скорее от меня кто-нибудь милостыню получит, чем я из чужих рук подачку приму. Тогда и жить не стоит. Сами будем хозяйничать на хуторе. Выпадут хорошие годы — уплатим все долги. Тогда и берите себе хутор. Тогда уж не скажете, что родители вам ничего не оставили, — добавила старуха.

Каарель с Мари долго спорили еще и после ужина. Тийна молчала, а старый Юхан дремал на стуле, как будто дело его не касалось. Хотя зять, собрав все свои доводы, по-всякому доказывал старухе, что старикам жилось бы много лучше, если бы хутор перешел к молодым, — Мари не сдавалась. Каарель, однако, не терял надежды. И вот судьба протянула ему руку помощи.

После Нового года старый Юхан тяжело заболел и несколько месяцев пролежал в постели. Во время болезни правая рука у него чуть совсем не отнялась; во всяком случае, поправлялась она так медленно, что на полное выздоровление большой надежды не было.

В начале весны Каарель снова напомнил старикам о своем замысле.

— Дался тебе этот хутор, только и разговору, что о нем, — сказала старуха. — Старым людям жить на свете — прямо крест тяжкий: молодым они только помеха. Вот бы, наверное, радовались, если б старый Юхан помер.

— Мама, зачем ты так говоришь! — взмолилась Тийна. — Когда это мы желали ему смерти? Разве Каарель когда-нибудь позволял ему тяжело работать? Но что поделаешь, если болезнь нагрянула.

— А что же мне еще говорить, если у вас этот хутор вечно на языке? — отвечала старуха.

— Да я разве с дурным умыслом прошу? Я ведь добра вам желаю, хочу, чтоб вам легче жилось, — пояснил Каарель.

— Легче жилось! — передразнила его хозяйка. — Знаем мы эту легкую жизнь, видели и раньше, как люди этой легкой жизнью живут.

— Да что им перечить, пусть берут, — заявил Юхан, входя в комнату. — Долго ли нам жить осталось! Разве мало мы потрудились? Пусть теперь молодые попробуют, как сладко самим хозяйствовать.

— И то правда, хватит вам спину гнуть, можете и отдохнуть немножко, — поддержал его Каарель.

Старуха долго еще стояла на своем, но в конце концов уступила, с условием, что хутор по-прежнему будет записан на имя Юхана, на деле же хозяином его станет Каарель. Молодые на это согласились.

Как только Каарель почувствовал вожжи в своих руках, он сразу же решил нанять батрака на лето, либо работника-подростка на весь год. Когда он однажды в субботу вечером заикнулся об этом старикам, Юхан опустил голову и в его глазах мелькнуло какое-то странное выражение. Но старик не проронил ни слова.

— Ну, разве я не говорила! Вот она, легкая жизнь! — подхватила старуха. — И к чему этот батрак? Некуда тебе деньги выбрасывать, что ли? Обойдемся и так. Если уж очень прижмет, возьмем поденщика. Главное — нас уж не хотят и к работе допускать, наш труд и пот уже не годится!

— Что правда, то правда, — поддержал теперь и Юхан свою бойкую жену. — И на что тебе сдался этот батрак? Ну, а если уж мы тебе не нужны, если я уже не гожусь, тогда… тогда… делайте что хотите, хутор-то ведь вам обещан!

— Чего вы так сердитесь? У отца рука больная, неизвестно, сможет ли он вообще работать. Да и у матери кости не железные. С Тийной — сами видите, как обстоит дело. Срок у нее не за горами, работница из нее не бог весть какая. Где же нам управиться! — убеждал Каарель стариков.