Оттенки полуночи

- Да, - непринужденно сказала она. – Не было никакого снега в течение нескольких дней, так что, зачем попросту тратить время на поездку на снегоходах, если мы можем туда полететь?

- Я не знал, что мы собираемся туда лететь. – Он почувствовал мгновенный приступ неуверенности, нечто чуждое ему. – Снаружи темно.

- Для моего самолета нет разницы, день или ночь, - сказала она, игривый огонек затанцевал в ее нежных глазах. – Пошли. Конечно, если тебя не испугает маленькая темнота, Кейд.

Она подстрекала его, и будь он проклят, если это ему не нравится. Он улыбнулся, более чем готовый принять вызов, который она ему бросила. – Веди.

Кейд был счастлив сидеть позади Алекс на снегоходе, если только для оправдания обернул вокруг нее свои руки, а затем они помчались сквозь замерзшие территории обратно в город, где ее одномоторный самолет стоял на взлетно-посадочной полосе. Помимо ангара, в котором тела семьи Томсов хранились во временной камере, аэропорт состоял из полосы плотно утрамбованного снега и посадочных огней, верхушки которых едва достигали вершины больших сугробов.

У De Havilland Beaver’а Алекс был за компанию один сосед, небольшой Super Cub[20], у которого были толстые резиновые шины вместо прямых лыж, как у Алекс. Порыв ветра прокатился по расчищенной земле взлетно-посадочной полосы, перемещая облако рыхлого снега по земле, как перекати-поле.

- Шумное место, да?

- Лучше, чем ничего. – Она припарковала снегоход и слезла с него. - Иди вперед и залезай внутрь. Я должна совершить системные проверки, прежде чем мы сможем взлететь.

Кейд, скорее всего, проигнорировал бы команду женщины, но был слишком заинтригован уверенностью Алекс в том, что она делала. Он залез в закрытую кабину и закрыл дверь. Даже при том, что Beaver был рабочей лошадью в этом регионе, Кейд был поражен мгновенным приступом клаустрофобии в кабине. В шесть футов и четыре дюйма ростом и в двести пятьдесят фунтов весом[21], он по любым стандартам был крупным мужчиной, но сидя на сидении в пассажирском самолете с одним двигателем, кривыми металлическими панелями и узкими окнами, чувствовал себя словно в клетке.

Алекс подошла со стороны пилота и запрыгнула внутрь. – Все готово, - весело объявила она. – Пристегни ремни, мы поднимемся в воздух в ближайшее время.

Это место было настолько отдаленным в аляскинском регионе, что казалось неудивительно, что не было никакого регулирования движения, никакой радиобашни для разрешения перед взлетом. Все, чтобы успешно начать их полет в правильном направлении, было на Алекс. Кейд наблюдал за ее работой, чертовски впечатленный тем, как она взяла на себя ответственность за самолет и поставила его на ничтожно короткую взлетно-посадочную полосу. Минуту спустя они стартовали в темноту, поднимаясь все выше и выше в утреннее небо, лишенное света за исключением отдаленного покрывала звезд, которые блестели наверху.

- Хорошая работа, - сказал он, глядя на нее, когда она выровняла их подъем и смогла пройти через несколько коротких участков ухабистого, порывистого ветра. – Я так понимаю, ты делала это раз ил два до этого?

Она немного улыбнулась. – Я летаю с двенадцати лет, хотя должна была ждать официального обучения и лицензии до восемнадцати лет.

- Тебе нравится быть среди облаков и звезд?

- Я люблю это, - сказала она, задумчиво кивая, когда проверила пару датчиков на приборной панели самолета, затем снова посмотрела на огромную бесконечность перед ними. – Мой отец научил меня летать. Когда я была ребенком, он говорил мне, что небо – это волшебное место. Когда я пугалась и просыпалась от кошмаров, он брал меня с собой, независимо от того, сколько времени было. Мы поднимались высоко в небо, где все плохое не могло до нас добраться.

Кейд мог слышать привязанность в ее голосе, когда она говорила об отце, и он также слышал боль утраты. – Как давно умер твой отец?

- Полгода назад – болезнь Альцгеймера[22]. Четыре года назад он начала забывать некоторые вещи. Это довольно быстро усугубилось, и уже через год, когда это стало отражаться на полетах, он позволил мне отвезти его в больницу Галенита. У каждого болезнь прогрессирует по-разному, у папы это случилось слишком быстро. – Алекс сделала глубокий, рефлекторный вдох. – Думаю, он сдался, как только услышал диагноз. Не знаю, думаю, что он к тому времени разочаровался в жизни.

- Как так?

Этот вопрос не должен был прозвучать, как любопытство, но Алекс прикусила губу, рефлекс, говоривший, что она считает, что рассказала больше, чем нужно. Во внезапном, непростом взгляде, которым одарила его Алекс, он увидел, что она прикидывает, безопасно ли ему доверять.

Когда она, наконец, заговорила, ее голос был тихим, а сама она стала вглядываться в ветровое стекло, как будто не могла одновременно говорить и смотреть на него. - Мой, эм … мой отец и я переехали в Аляску, когда мне было девять. До этого мы жили во Флориде, ниже болот, где мой папа проводил чартерные экскурсии гидроплана по болотам и ключам.

Кейд изучал ее в тусклом свете кабины. - Здесь совершенно другой мир, в отличие от того.