Никогда я не видела, чтобы человек так изменился за один год. Он как-то сразу стал взрослым, уверенным в себе. Прежде он мне казался мальчишкой, а теперь я сидела вся скованная, боялась каждого его слова. Он даже помучить меня решил, отомстить за прошлое, вспомнил, как я повторила слова отца, что настоящее не забывается. И сразу обдал холодной водой: «У каждого теперь своя жизнь».
Ясно, что и любовь у него другая, отсюда уверенность. А обо мне вспоминает с усмешкой: был мальчишкой и почему-то мне понравилась практическая особа, которая все время считала, взвешивала. Не должна я больше о нем думать!.. А о чем, спрашивается, мне думать?.. Мама говорит, что Володя запил с горя. Это не выход. Терпеть не могу пьяных… В Пензе буду работать и меньше о нем думать. А здесь это мука: знать, что он близко и чужой… Конечно, и сумею совладать с собой. Если мы встретимся до его отъезда, не подам виду. Пусть думает, что и у меня своя жизнь… Но я-то знаю, что мне от этого не освободиться…
Позвонили. Наверно, пришел к маме какой-нибудь из папиных мальчишек. Рыженький Сережа в полном восторге: сдал экзамены и гуляет по Ленинской с Ниной…
Соня открыла дверь. Савченко!
Она спокойно с ним поздоровалась, провела к себе.
— Мамы нет, она у Брайниных.
— Я знаю. Меня тоже звали.
— Что ж ты не пошел?
— Хотел зайти к тебе.
— Очень мило с твоей стороны. Хочешь чаю?
— Нет, спасибо. Я ненадолго — у меня работа. Как ты проводишь отпуск?
— Очень хорошо. Отдыхаю. А вот сегодня решила немного поработать. Видишь?
— Я эту книгу читал. Как раз из той области, которая меня теперь занимает. Кстати, у меня интересная новость…
— Уже знаю. Ты, кажется, на седьмом небе?
— Да. Но ты не знаешь, почему. Сегодня Голованов сказал, что заказчики заинтересовались проектом Соколовского. Посылают сюда двух инженеров. На следующей неделе должно состояться совещание. Теперь и Голованов заколебался. Ужасно обидно, что я не смогу присутствовать!
— Зато ты будешь гулять по улицам Парижа. Это не Пенза… Почему ты мне не сказал, что едешь в Париж?
— Я и сам не подозревал. Голованов мне сказал на следующий день. А насчет проекта я узнал только сегодня. На заводе все об этом говорят… Ты понимаешь, что это значит? Соколовский думал не только о нашем заводе, но о заказчиках, ведь для них это огромный шаг вперед. Демин сразу понял… Жалко, что я не могу тебе подробно рассказать…
— Почему? Меня это очень интересует. Ты так спешишь?..
— Нет. Но сейчас я не могу объяснить — не выйдет…
— Понимаю: твои мысли уже далеко.
— Наоборот. Слишком близко…
Он спохватился: «Зачем я это сказал?.. И голос меня выдал… Не нужно было на нее смотреть!» Он хотел сказать, что Соня, наверно, не так его поняла: он имел ввиду завод. Он даже выговорил:
— Ты думаешь…
А договорить не смог. Он стоял в смятении у стола. Соня подошла к нему, тихо сказала:
— Я ничего не думаю…
И начала его целовать.
В столовой стенные часы пробили десять, одиннадцать, двенадцать. Они ничего не слышали.
Вдруг Соня вздрогнула: «Это мама!..» Она быстро вскочила и повернула ключ в двери.
Сильно пахла сирень, и Соня шепнула Савченко:
— Я еще днем подумала, что это сумасшедшая сирень: чуть ли не каждый цветок — «счастье»…
16
Поздно ночью Соня тихо провела Савченко по темному коридору. Уехал он день спустя. На аэродроме Соня сказала:
— До твоего возвращения я маме ничего не скажу, а в Пензе сразу поговорю с директором. Надеюсь, отпустят, хотя Журавлев, конечно, постарается напакостить. Егоров мне говорил, что здесь меня возьмут… Но ты мне пиши, это главное. И потом, когда будешь ходить по Парижу, помни — я иду рядом. Гляжу с тобой. Вообще живу с тобой. Понимаешь?..
Надежда Егоровна слышала, как Савченко ушел под утро, но не стала спрашивать: у Сони был такой счастливый вид, что она поняла все без слов.
С утра она суетилась, ходила на рынок, готовила ужин. За вином пошел Володя, и он помогал раздвинуть стол. Надежда Егоровна думала: может быть, его гости развлекут, ведь Соколовский придет, а Володя его любит… Но Володя неожиданно исчез. Надежда Егоровна вздохнула: опять побежал к Бушагину… Хоть за Соню я теперь спокойна… Обидно, что Егоров не сможет прийти, расхворался. Как Мария Ивановна скончалась, он все время болеет. Да это понятно — жили они душа в душу… Я всем сказала: приходите, отпразднуем приезд Сони. Если бы сказать: «Соня-то замуж выходит», — вот бы отпраздновали!.. Не такой у нее характер, даже мне не рассказала…
На столе стоял букет роз. Вера Григорьевна удивилась:
— Откуда уже розы? И какие пышные, летние!
— Это Леонид Борисович принес — оранжерейные, — объяснила Надежда Егоровна.
Соколовский разлил вино и предложил выпить за здоровье Надежды Егоровны.
Все последние дни он был в приподнятом состоянии. Двадцать второго приезжают заказчики. Егоров сказал, что взвесил все, поддержит. Получилось лучше, чем я мог рассчитывать. Хорошо, что Вера согласилась пойти, — ее ведь очень трудно вытащить. А со мной она пошла первый раз… Мне здесь нравится: собрались хорошие люди, и всем почему-то весело. А это не часто бывает…