Оттепель

Когда Савченко приходил, Дмитрий Сергеевич рассказывал про годы войны, про ночной бой у Дона, где погиб молоденький поэт, которого шутя называли Пушкиным и который всем читал одно стихотворение, начинавшееся словами: "Когда я в старости тебя припомню", про маленький музей в разбитом немецком городе, где среди оленьих рогов, препарированных птиц и нацистских знамен он увидел изумительный портрет молодой женщины с подписью "Неизвестный художник XVI века", про свою молодость. Иногда они говорили о последних газетных сообщениях, о суде над Мосадыком, о забастовках во Франции, о совещании министров; иногда спорили о книжных новинках. Савченко слушал Дмитрия Сергеевича с восторгом, забывая про свою несчастную любовь. Восхищался он легко, закидывал назад голову и показывал крупные зубы, ярко блестевшие на смуглом лице. Он был похож на цыгана и, смеясь, говорил: "Наверно, бабушка в табор бегала, отец говорил, озорная была..."

Вчера он провел вечер у Коротеева. Они говорили о литературе. Савченко вдруг спросил: "Дмитрий Сергеевич, почему вы тогда, в клубе, напали на Зубцова?" Коротеев усмехнулся и не ответил. Потом он ваял с полки книжку. "А стихи вы любите?" Савченко заулыбался: "Кажется, больше всего..." Коротеев начал читать:

...Они расстались в безмолвном и гордом страданье

И милый образ во сне лишь порою видали.

И смерть пришла, наступило за гробом свиданье...

Но в мире новом друг друга они не узнали.

Савченко восхитился и сразу померк, погасли глаза, исчезла яркая улыбка: вспомнил Соню. Встречаемся, разговариваем, а смотрит на меня как на чужого... Странно - тогда, в лесу, мне псказалось, что любит, целовала и так глядела, так глядела, что до сих пор, только вспомню, хочется побежать к ней, сказать: "Соня, да ведь это я..."

Он посмотрел на Коротеева. Тот сидел неподвижно, уронив книгу на пол. Они долго молчали. Наконец Савченко набрался смелости:

- Дмитрий Сергеевич, как по-вашему, если у человека есть чувство, он должен бороться за свое счастье? Мне иногда кажется, что это унизительно...

Коротеев едва заметно усмехнулся.

- Конечно, нужно бороться. Прорваться сквозь туман...

Савченко снова заулыбался.

И вот он пришел к Соне, он скажет ей все, прорвется сквозь туман, достанет свое счастье.

- Соня, пойдем погуляем. Мне нужно тебе много сказать, а здесь не говорится...

- Холодно на улице. Но если хочешь, пойдем.

Мороз снова крепкий - подул северный ветер. Люди идут быстро, а Савченко и Соня не торопятся, им некуда торопиться. Со стороны они кажутся счастливыми влюбленными, а они все время спорят. Савченко говорит о Коротееве, об автоматическом управлении, о Берлинском совещании, об итальянском фильме, который недавно показывали в клубе, и на все, что он говорит, Соня возражает (только о станках она ничего не сказала).

- Фильм замечательный! - восторгается он. - Когда мальчик рассердился на отца, я чуть было не заплакал.

- Сентиментально. Есть хорошие места, но конца нет. Я так и не поняла, что будет делать этот безработный - пойдет к коммунистам или останется несознательным...

Еще двести шагов. Савченко восторженно говорит о Франции:

- Никогда французы не допустят ратификации...

- Ты о ком говоришь? О коммунистах или о парламенте? Нужно считаться с реальными силами. Ты всегда увлекаешься...

- Я говорю именно о реальном. Ты ведь учила, что идеи, доходя до сознания миллионов, становятся материальной силой.

- В будущем, а мы говорим о том, что сейчас...

Еще двести шагов.

- Журавлев сегодня зря обругал одного фрезеровщика, назвал его бракоделом. Вообще он негодяй.

- Ты всегда преувеличиваешь. Отец говорит, что он заурядный человек, бюрократ.

- Коротеев тоже так считает. А по-моему, негодяй. Теперь он совсем взбесился, после того, как его бросила жена. Ты слыхала об этом?

- Слыхала, хотя это сплетни. Меня не интересует его личная жизнь.

- А меня интересует. Я хотел бы понять: какая женщина могла его полюбить? Я сегодня спросил Коротеева, что он думает о жене Журавлева, он ведь у них бывал, но он ничего не ответил - спешил. Я убежден, что она лучше его, и вообще это хорошо, что она его бросила.

- Не вижу ничего хорошего.

- А если он негодяй?

- Могла раньше подумать.

- Твой брат сделал портрет Журавлева?

- Кажется, да. Я не видела.

- А почему он решил изобразить такого негодяя?

- Не знаю. Наверно, заказали. Спроси его.

- Нет, я не стану его спрашивать. Когда Сабуров говорил про искусство, мне понравилось. А у твоего брата странные идеи. Он, по-твоему, говорил всерьез или разыгрывал?

- Не знаю. Он как ты - вы оба живете только своими впечатлениями, но он все видит в черном цвете, а ты - в розовом.

- А ты?

- Я о себе не говорила. Я вижу так, как есть.

Они прошли много раз до аптеки и назад. Теперь Савченко говорит о книге, которую недавно прочитал:

- Никакой это не реализм, просто принижение человека...

Соне книга тоже не нравится, но она сердится на Савченко: