Оттепель

Ночью железнодорожник уютно похрапывал, а Журавлев на верхней полке все думал и думал о приключившемся. Уже посинели оконные шторы, железнодорожник заворочался, откашлялся, закурил, а Журавлев продолжал думать. И вдруг он понял: все началось с Лены. Несчастная женщина, начиталась дурацких романов и растрясла жизнь честного советского работника. Что будет с заводом? Ведь мы обещали к Первому мая выпустить новую модель. Соколовский все-таки неплохой конструктор. Коротеев теперь доволен: систему сигнализации Соколовский теперь начисто переделал. Великое дело - критика!.. Да, но теперь на заводе нет объединяющего начала. Конечно, Егоров - опытный инженер, стаж у него большой, но он слабохарактерный, потом он сильно сдал после смерти жены. Все лодыри распояшутся... Коротеев - человек с будущим, это бесспорно, но он слишком молод. Не могу себе представить завод без меня! Неслыханно - какая-то девчонка все повалила. Коротеев был трижды прав, когда выступал в клубе, - нельзя вытаскивать из стенки кирпичи, весь дом рухнет. Воспитывают плохо, печатают зачем-то идиотские книжки, начали теперь разговоры про чувства. Пожалуйста чувств сколько угодно, а плана не выполняет. Никто не скажет, что я жил для себя, моя жизнь - завод. И вот ничего нет, ровно ничего, разметанные балки, битое стекло, мусор - это жизнь Ивана Журавлева.

Железнодорожник предложил Ивану Васильевичу пирожок:

- Домашние, жена напекла...

Журавлев отказался: ничего в рот не лезет. Он злобно подумал: интересно, чему ты радуешься? Сегодня печет пирожки, а завтра разыщет какого-нибудь агронома, и полетишь ты с насыпи. Едет довольный, говорил - вызвали к министру; наверно, рассчитывает на повышение. А вот произойдет крушение, в два счета снимут, это бесспорно. Доверять никому нельзя.

Уезжая, Журавлев сказал Егорову, что пробудет в Москве день или два, время горячее, ведь к Первому мая обязались выпустить новую модель. Однако прошла неделя, и Журавлев не возвращался. Потом Егорову позвонили из главка, сказали, что назначен новый директор, Голованов, он приедет в середине апреля.

Егоров рассказал о звонке Брайнину, тот обрадовался:

- Я Голованова знаю, я с ним в Свердловске работал, толковый человек и прислушивается...

- Это хорошо. Я думаю, к Первому маю справимся.

- Обязательно.

Брайнин вдруг вспомнил:

- А что с Журавлевым?

- Ясно, что, - сняли. Удивительное дело - Соколовский мне еще зимой говорил, что Журавлева снимут. Я тогда подумал, что он шутит. Вы ведь знаете Соколовского - любит подпустить...

Брайнин засмеялся и развернул "Правду": во Франции нет твердого правительственного большинства, это, так сказать, симптоматично...

Хитрова сказала мужу:

- Тебе будет трудно, к Журавлеву ты привык...

Хитров задумался, потом ответил:

- Ничего не трудно. У меня Журавлев в печенке сидел. Поганый человек, хочет, чтобы все думали, как он. Я ничего не имею против перемены. Наоборот... А вот что за птица Голованов, этого я не знаю. Посмотрим. Хуже, во всяком случае, не будет...

Все интересовались Головановым, и никто не вспомнил про Ивана Васильевича. Только работница Груша каждый день спрашивала, когда же Журавлев приедет за вещами, - нужно квартиру прибрать, скоро нового ожидают, а все комнаты завалены...

Так же гудела сирена, так же верещали станки, так же люди работали, шутили, спорили: никто не чувствовал, что нет больше Ивана Васильевича. Пострадавшие от бури поругали бывшего директора и вскоре позабыли о нем. Они с радостью глядели, как на улице Фрунзе начали рыть котлован для первого корпуса; жена Виноградова говорила: "Две комнаты, ванна, кухня,- словом, заживем. Только бы скорее строили!.."

Где Журавлев? Что с ним? Ни одна живая душа о нем не помнит. Была буря, причинила много забот и унеслась. Кто же вспоминает отшумевшую бурю? Стоят последние дни зимы. На одной стороне улицы еще мороз (сегодня минус двенадцать), а на другой с сосулек падают громкие капли. Соколовский в первый раз встал с кровати, дошел до мутного, неумытого окна, поглядел на серый, рыхлый снег и подумал: а до весны уж рукой падать...

15

Конечно, Соня и раньше не раз думала о своем будущем, представляла себе завод, на котором придется работать, гадала, выйдет ли из нее что-либо, - но тогда это были раздумья, мечты. Когда же ей сказали, что ее направляют в Пензу, она поняла: кончена моя молодость. Подруги, профессора, экзамены, ссоры с Савченко - все это в прошлом. Впереди незнакомый город, завод, огромная ответственность. Конечно, дипломную работу хвалили, но ведь это школьные упражнения. А какой я окажусь на деле? Могу растеряться, наглупить. В прошлом году на практике я поняла, до чего все трудно...