Оттепель. Как это было?

А. Гаспарян: Здесь важный момент прозвучал по поводу того, кто что поощрял. На тот момент даже НКВД еще не было, а было Объединенное государственное политическое управление, ОГПУ. Оно вопросами науки в том виде, в каком это все сейчас понимают, не занималось. Его интересовала криптография, яд, промышленный шпионаж, а вовсе никакая не генетика. И судя по документам, которые давно рассекречены, впервые НКВД вопросом генетики начинает заниматься в 1935–1937 годах… по причине большого количества взаимных доносов – кто кому вредит и чью точку зрения надо принимать. Не надо думать, что в недрах НКВД было какое-то специальное управление, которое занималось сварой между Вавиловым и Лысенко. У НКВД и без того дел было выше крыши, споры ученых их меньше всего интересовали. Есть даже стенограммы некоторых допросов, где следователь спрашивает: вы можете по-человечески объяснить, в чем, собственно, суть ваших противоречий? Потому что человек неподготовленный не понимал этого.

Г. Саралидзе: Здесь-то как раз была допущена ошибка… Ошибка не в том, что кто-то из государственного аппарата не мог разобраться, кто прав – Лысенко или Вавилов, а в том, что стали решать вопросы научного спора методом политических репрессий.

А. Гаспарян: Они не могли по-другому сделать. Это был единый механизм для всего общества. Причем не с 1930-х, а с 1920-х годов. В профсоюзных организациях, ВЛКСМ то же самое происходило. Вот Михаил Андреевич Суслов – очень яркий типаж того времени! До тех пор, пока его точку зрения не принимали, он же не уходил. Это образец для всех был, потому что в советских газетах этот механизм описывался. Спрашивается, а с чего ученые должны иначе поступать? Они что, в другой стране живут? В другом обществе? У них нет местной ячейки парторганизации или месткома своего? Они поступали так, как видели. Какие к ним претензии с этой точки зрения? Никаких. Сейчас академик товарищ Трофим Лысенко – имя нарицательное, это правильно, с одной стороны, а с другой стороны – почему-то все сводят только к одному человеку. Кто во всем виноват? Трофим Лысенко.

Г. Саралидзе: Он возглавлял движение.

А. Гаспарян: Глупый Сталин, вместо того чтоб слушать умных людей, послушал Лысенко.

Г. Саралидзе: Я понимаю, почему так произошло. Потому что все прочли «Белые одежды» Дудинцева. И, собственно, всю историю противостояния в генетике знают по художественной литературе. Но мало кто читал историю…

А. Гаспарян: У нас всю историю ЧК знают по Владимиру Зарубину. Ну это что? Как сняли фильм «Чекисты» – всё, это как бы Библия. Именно так работала ВЧК. Разве будут кого-то интересовать подробности? Зачем? Есть же книга Зарубина, тем более человек сошел с ума после всех этих дел.

Это же система – она действовала во всех сферах, а не только в генетике, кибернетике, литературе. С историей у нас что творилось? Когда Тарле стеснялся свою книжку про Наполеона показывать. Это разве не яркий пример? Он всё про французскую революцию брошюрку студентам своим рекомендовал. Ровно из той же серии. А с философами у нас что было? Это система – надо просто с этим смириться и не искать черных кошек в темной комнате. Не могло быть по-другому, потому что начиная с 1920-х годов многие течения либо априори считались буржуазными, либо в любой момент они могли перекинуться на сторону буржуазии. Ведь того же самого Вавилова призывали разоружиться перед партией. А у него были какие-то прегрешения? Ну вот правда…

Г. Саралидзе: Насколько я знаю, Вавилова не за научные воззрения посадили в 1940 году. Там были чисто хозяйственные претензии. Сейчас бы это назвали растратой, наверное.

А. Гаспарян: Слушай, ну за растрату в то время можно было посадить любого заместителя наркома любой отрасли!

Г. Саралидзе: Согласен, согласен.