Из других событий: по радио пилот Иванов сообщил из Архангельска, что 4 августа намерен долететь до бухты Варнека на Вайгаче, откуда планирует вылет на Диксон. В бухту Диксона 6 августа пришел «Русанов» с экспедицией Самойловича, в задачу которой входила смена зимовщиков острова Домашний и строительство полярной станции на мысе Челюскина. В ожидании снабженца-угольщика было решено обоими судами выполнить гидрологический разрез к острову Свердрупа. Окружающее остров мелководье требовало осторожности при высадке, тем более, как показали астрономические наблюдения, выполненные Гаккелем, ошибка в положении его берегов на старых картах достигала 10 миль. При возвращение повторили гидрологический разрез, но уже другими галсами. Результаты гидрологических исследований показали наличие сравнительно теплых (до +7,5 °C) и малосоленых вод (до 15 %) в верхнем слое мощностью до 15 метров и холодных вод с температурой ниже 0, но с высокой соленостью (до 33 %) у дна. Очевидно, влияние огромного речного стока сибирских рек простиралось далеко в Карское море.
10 августа на Диксон прибыл, наконец, долгожданный угольщик под норвежским флагом. Топливо с его бортов одновременно грузили на «Сибиряков» и «Русанов». Уже к исходу следующих суток оба судна вышли к Домашнему, причем с ухудшением погоды. Этот переход ознаменовался открытием новых островов. Уже на следующий день практически одновременно с обеих судов увидали очертания неизвестной суши, названной в память о недавно умершем известном гидрографе К.Е. Сидорове. При этом остров на «Сибирякове» видели по левому борту, тогда как на «Русанове», находившемся в 20 милях западнее, – по правому. Так произошло открытие одного из островов в архипелаге, позднее получившего имя Арктического института.
Изученность этой части Карского моря в начале 30-х годов прошлого века оставалась слабой, и не случайно Визе при описании этих событий, присовокупил следующее замечание: «Если нам посчастливилось открыть новые острова, то не повезло с отысканием уже известных островов. “Сибиряков” держал курс на остров Исаченко, открытый в 1930 году экспедицией на “Седове”, а “Русанов” шел прямо на остров Уединения. Однако оба ледокола преспокойно прошли через те места, где должны были находиться эти острова, не обнаружив ни малейших признаков суши. Выяснилось, что острова были положены на карту недостаточно точно (совсем как остров Свердрупа! –
Не случайно Визе в своей книге особо отметил: «Хотя прогноз Гидрологического института и указывал на благоприятное состояние льдов в северо-восточной части Карского моря, однако полное отсутствие льдов на всем пути к Северной Земле все-таки нас поразило. Капитан был этим, конечно, доволен, но отсутствие льдов совсем не пришлось по вкусу нашим киноработникам. Они начали жаловаться, что их жестоким образом обманули… Там, где “Седов” в 1930 году с трудом прокладывал путь среди льдов, “Сибиряков” шел теперь по чистой воде, точно он находился где-нибудь в Белом море, а не в ледовитом Карском» (1946, с. 90). Определенно в необычном плавании складывалась необычная ситуация, требовавшая от руководства необычных решений, для чего и нужна была встреча с островитянами Домашнего, не предусмотренная первоначальным планом. А первопроходцам архипелага было чем отчитаться перед шефом! Восхищение Шмидта вызвала точность штурманской прокладки, продемонстрированная судоводителями «Сибирякова» при подходе к Домашнему (они не имели контроля астрономическими наблюдениями из-за тумана и облачности). По Громову, «…раздвинулся тяжелый занавес тумана, разбежались сырые клочья мглы. Вдали показалась длинная, бурая, изрезанная заливами, раскинулась земля. В плотной туманной мгле берега ее кажутся покрытыми гигантскими куполообразными глетчерами, широкими белоснежными руслами ледников. На вершине мыса, упираясь в облака, под охраной сурового стража – синего айсберга – высилась длинная стрела антенны, а рядом, прилепившись к холму, – маленький домик научной станции.
– Что делает капитан, – удивляется Шмидт, – без карт, не имея возможности ориентироваться по солнцу, он с поразительной точностью подвел судно к самой зимовке.
С берега отделилась и, взлетая на гребнях волн, понеслась навстречу “Сибирякову” крошечная моторка под красным флагом с четырьмя людьми. Нам машут руками, возможно, кричат. С нашего борта летит громкое ответное “ура”. “Сибиряков” празднично расцветился флажками. Протяжные хрипы гудка кричали о радости встречи. Вот они, зимовщики, радостно улыбающиеся, поздоровевшие, обветренные суровыми ветрами» (1934, с. 130–131).