Отто Шмидт

В первой половине дня 18 сентября в густом месиве из торошенных льдов, лишенном разводий, приходится то и дело менять режим работы машин, часто переходя с «полного» на «стоп». «Что делать? Переждать, пока лед не разведет? Но у этого проклятого берега, возле которого мы бьемся четырнадцатые сутки, лед, кажется, вовсе не разрежается. Термометр показывает три градуса ниже нуля, зима начинает вступать в свои права, и льды сковываются на глазах… Мы идем вперед до нового резкого удара о лед. Кажется, будто полярная стихия мобилизовала против нас все свои силы, чтобы только не пропустить нас в океан… 3500 миль позади, до Берингова пролива 100… «Полный!» — снова коротко и властно приказывает Владимир Иванович. Раздается ужасный треск — такого мы еще не слыхали, потом наступает жуткая тишина. Это не лопасть, это…

Я смотрю на Владимира Ивановича и по его фигуре, ставшей сразу какой-то странно неподвижной, понимаю, что моя догадка верна: это обломился конец гребного вала, и мы потеряли винт, который лежит на дне морском… Мы ничего не можем сделать, и никакой аврал нам не поможет» (Визе, 1946, с. 138–140). Это был удар для всех, находившихся на борту, причем на пороге желанной цели. Глядя из нашего времени, несложно представить, что может ожидать плавсредство, лишенное самостоятельного движения на исходе навигации в водах Чукотского моря. Для последующего развития событий важно, что люди не согласились с положением, на которое их обрекла Арктика. Это в высшей степени важно для понимания характера полярника всех времен.

Было, однако, еще одно обстоятельство, о котором на борту судна мог догадываться только Владимир Юльевич Визе. Действительно, возможности его прогноза на ледовую обстановку по маршруту плавания были уже исчерпаны. В то время не существовало понятия «природная система». Но, несомненно, Визе, не однажды досконально штудировавший отчет Нансена о дрейфе «Фрама», отчетливо представлял специфику природного процесса в истоках трансарктического дрейфа, установленного великим норвежцем. Разумеется, он знал о работе другого видного полярного исследователя, изданной Академией наук еще в 1909 году и утверждавшей о существовании второй системы дрейфа в американском секторе Арктики. Скромный флотский лейтенант по фамилии Колчак добавил к открытию великого норвежца свое собственное, в виде системы кругового дрейфа по часовой стрелке у берегов Аляски и Канадского Арктического архипелага. Для подтверждения этого открытия русского моряка (во время Гражданской войны ставшего предводителем Белого движения) понадобилось почти сорок лет. Апеллировать к его научному авторитету в описываемое время было равносильно самоубийству. Тем не менее то, что происходило в сентябре 1932 года в акватории Чукотского моря с «Сибиряковым», определялось взаимодействием этих систем дрейфа, еще не изученным в ту пору. И выскочить из этой почти неизвестной и смертельной, в сущности, ловушки собственными силами казалось невозможным — почти…

Оценивая обстановку на судне, Кренкель высказался так: «Мы оказались в совершенно безвыходном положении. Ни о каком ремонте не могло быть и речи. Никаких вариантов на будущее не возникало. С юмором висельников мы называли наш ледокол домом отдыха с паровым отоплением или самым совершенным буйком для изучения полярных течений» (1973, с. 231). По такому случаю в кают-компании под звуки расстроенного пианино распевались куплеты на мотивы популярных оперетт:

Плыви мой челн,
По воле волн,
Куда несут
Тебя ветра…
Плыви туда,
Моя баржа,
Где нету льда —
Ты без винта…

Или:

Помнишь ли ты,
Как счастье нам улыбалось,
Думы одни
Все в Уэлене они.
Видел ли ты
Мыс Дежнева в тумане…

и т. д.

«Тлетворное влияние Запада» не оставалось без достойного ответа традиционалистов на мотив из «Садко»:

Солнце красное,
Солнце ясное,
Растопи ты льды окаянные,
Окаянные, восьмибалльные.
Мы не сами идем,
Нас теченьем несет
К Сердце-Каменю
Иль к Архангельску.
Ты застав его течь,
К мысу Дежнева…

Со своим репертуаром на мотив «Конная Буденного» выступала комсомолия:

Никто пути пройденного
У нас не отберет,
А баржа ледокольная
Вперед-назад плывет…

Несмотря на эклектику в части вокальных стилей, всех исполнителей отличала устремленность к Берингову проливу. Как конкретно оценивал создавшуюся ситуацию начальник экспедиции на тот момент, история не сохранила, но, со всей очевидностью, он не пытался ввести народное творчество в струю некоего административного единомыслия. По мнению Громова, принимавшего участие в этом своеобразном веселье, Шмидт даже стимулировал его своими советами.