Отторжение

Рите казалось, что кондитерская “Сандстоун и сын” на Бишопгейт похожа на королевский дворец. Сверкающие витрины, круглые, продолговатые и прямоугольные хлеба, печенье и пирожные выложены на декоративные блюда. И белые витиеватые ценники: чай 2 п., кофе 2 п., шоколад 3 п. Нищим не беспокоиться.

В церкви Рита то и дело слышала яркие описания рая Господня, сочных и сладких фруктов, хрустальных источников и теплого, ласкового воздуха: Heute wirst du mitt mir im paradies sein[8]. Ей ли не знать, как выглядит рай! И не только выглядит, но и пахнет. Рай не может пахнуть ничем иным. Рай пахнет только что вынутым из печи хлебом.

Рита часто вспоминает мать, но ни на секунду не хочется ей вернуться в свое детство, ни один прожитый в те годы час не оставил радостных или хотя бы приятных воспоминаний.

Она обогнула дом и с черного хода прошла на кухню. Что за нелепый день…

– Пора заняться чем-то полезным, – сказала она вслух тоном, в котором слышались твердость дубовых церковных скамеек, эхо исповеди и долга. Порылась в ящике и нашла висячий замок с приложенной петлей. Коловорот, несколько шурупов – и буфет застрахован от ночных рейдов Ивонн. Ключ спрятала в пустую сахарницу, которой никто никогда не пользовался. Сегодняшняя “Ньюз Кроникл” так и лежит на столе, открытая на той самой статье, где четверо мужчин в студии Би-би-си обсуждают качества примерных жен. И она опять не смогла сдержать раздражения.

Женщины любят готовить. После десяти лет замужества стряпня приводит их в лучезарное настроение. Если вы женитесь на женщине из Йоркшира, получите превосходный обед в первый же день, и так будет продолжаться до самой смерти.

Рита положила грязный коловорот и отвертку на газету, прижала и начала методично отрывать лоскуты. Не выдержала, хотя знала, что Видаль обязательно захочет перечитать.

Постаралась унять злость. Пошла в ванную и прочистила слив, выковыряла волосы и остатки мыла. Дурно пахнущие брызги запачкали рукава.

Зачем долго искать – вот же он, неоспоримый пример лучезарного настроения замужних женщин.

Кристина Гёбель родила Элизабет Катерину Эмилию Борманн, а та родила Риту Гертруду Блиц – поколения нищих пуритан, глубоко укорененных в землю Гессена. Если кому-то пришло бы в голову взять керн в самом центре Германии, в цилиндрике этом обязательно оказался бы прах Ритиных предков – измученных непосильным трудом и бесконечными родами женщин. Швеи, служанки, нищие крестьянские жены, в лучшем случае – на побегушках в сельских лавках. А теперь, когда семья, одна из ветвей рода, обосновалась в Великобритании, надо было сохранить старое и переварить новое, и все должно сосуществовать рядом, в одной семье и даже в каждом отдельно взятом ее члене. Но как при этом вновь найти себя? Что ты потерял и что тебе предстоит завоевать? Какой запах больше всего напоминает о доме? Какую грязь ты переносишь легче – в Лондоне или во Франкфурте? Грязь прошлого или будущего? Для женщины-иммигрантки и для ее детей жизнь проходит на грани между двумя реальностями с постоянным риском их столкновения.

Пришло время, когда семья поняла, что их фамилия работает против них. После победы Германии над Францией в 1870 году в стране поселился страх – не станет ли Великобритания следующей жертвой воинственного соседа? В самых крупных газетах медленно, но верно разворачивается антигерманская кампания. “Таймз”, “Дэйли Мэйл”, “Спектэйтор”, “Нэйшнл Ревю”. Эти новые издания читают миллионы, и ненависть к немцам растет с каждым свежим номером. Наклейки Made in Germany становятся все крупнее и прямо призывают к бойкоту. Джинна выпустили из бутылки, и оказалось, этот джинн ненавидит немцев лютой ненавистью. Вот что писал один из журналистов: “Немцы – содержатели борделей, портье в отелях, парикмахеры, наглецы, дезертиры и банщики, пекари, социалисты и заштатные конторщики”. Перечень не вполне понятен, но посыл сомнений не вызывает: все немцы – негодяи.

Короче, газеты делают все, чтобы проломить тонкий ледок, под которым до поры до времени тяжко ворочается агрессивный хаос массового сознания.

Немецких иммигрантов обвиняют в подрыве профсоюзного движения, сражающегося за лучшие условия труда для клерков и официантов, – немцы готовы работать дольше и получать меньше. Опросы общественного мнения не оставляют сомнений: в уличной проституции, в участившихся ограблениях тоже повинны немцы.