Отцеубийцы

– Куда мы летим? – закричала Эфола. Шок отступил, и девочка принялась бешено биться в руках матери: – Не хочу! Отпустите! Где Лейнал?!

– Лети, Такеш! – приказала Шарка. Грифон оттолкнулся от земли и в один прыжок оказался на крыше часовни. Демоны Шарки потянулись за ним, словно огромные заботливые руки прикрывали свечу от ветра. Такеш снова прыгнул и перелетел на крышу ближайшего дома. Туда Шарка уже не доставала, но нужды в этом не было: разогнавшись, грифон Митровиц рывками поднялся в воздух и стал отдаляться под крики своих всадников.

– Спи спокойно, Рейн, – прошептала Морра, глядя, как зверь превращается в темное пятно.

Кто-то отвел обеих девушек обратно к часовне и входу в костницу. Морра не смотрела и не слушала, хотя понимала, что промедление может стоить ей всего.

Всего? Разве у нее что-то осталось? Разве что-то вообще было?

Она обнаружила, что сидит, опираясь на надгробие. Шарка сидела рядом, тихая, как тогда у дерева, где Ураган собирался ее казнить, и прижимала светящиеся ладони к животу. «Отпустив грифона, она потеряла свой последний шанс на спасение, – подумала Морра. – И все, чтобы исполнить последнюю просьбу Рейнара. Как до этого отпустил ее Латерфольт и поплатился жизнью. Как я сама вернулась за Шаркой в горящий лес у Лучин…»

Она коснулась плеча Шарки. Белого огня Свортека в глазах пока не было, но и на себя прежнюю Шарка была совсем не похожа. Она выжидательно смотрела на губы Морры, которые вздрагивали, но так и не смогли произнести ни слова.

«Что ей сказать? Что она молодец? Что мне жаль? Опять спросить, был ли Свортек моим отцом, – но какая уже разница? Спросить, как умер Рейнар? От мысли об этом сводит внутренности. Подбодрить, сказав, что Латерф и вправду любил ее? Разве это как-то поможет?»

Их пальцы тесно переплелись, как тогда, когда они спали, прижавшись друг к другу в замке, полном чучел. Шарка молчала, но Морра готова была поклясться, что поймала слабую улыбку. Она прижалась к ней всем телом, и Шарка не оттолкнула ее.

– Я знаю этот город как свои пять пальцев, – прошептала Морра ей на ухо. – Я спрячу тебя, а потом мы убежим в Тавор. Ты согласна?

– Да.

Сколько раз она уже так соглашалась на предложения Морры? Вот только в этом «да» никакой радости или надежды не было. Так говорят умирающим в ответ на их просьбы, зная, что ответ уже не имеет никакого смысла. Морра отстранилась и заглянула Шарке в глаза, завораживая, как змея мышку:

– На этот раз мы точно сбежим!

– Сбежим, – глухо повторила Шарка. – Найдем Дэйна, и я отдам тебе Дар. Я не знаю, как это вышло, но кажется, он будет со мной до самой смерти. Но я могу разделять его с тобой, как Бликса со Свортеком…

– К черту Дар! Мы должны были сделать так с самого начала.

Она осмотрелась. На дальних улицах громыхало и звучали голоса. Пора было бежать отсюда. Ваэл рявкал на оставшихся четверых солдат: после всего произошедшего гвардейцы норовили разбежаться прочь. Интересно, как далеко Сиротки успели зайти в Нижний город? Костница Святого Бракаша располагалась совсем недалеко от площади Гарла Простака, а та выходила к мосту, соединявшему Нижний и Верхний Хасгут. В Нижнем городе она найдет курильню Теризы, и там они переждут…

Надежда высушила слезы:

– Пойдем.

Ваэл и гвардейцы, видя, как Шарка и Морра выскальзывают из-за могил, схватились за мечи, но возникшие под ногами демоны заставили их замереть. «Не надо», – одними глазами сказала им Шарка. Солдаты послушно отпрянули и разбежались. Всегда бы так…

Но едва Шарка и Морра вышли за ворота костницы, как улица, ведущая к ней, сотряслась от грохота копыт. За зданиями Морра не видела, что все это время к костнице подбирался отряд. Теперь рыцари и солдаты неслись на всех парах, сбившись вокруг огромного золотого коня. Морра оттащила Шарку обратно за ворота, и они сжались за надгробием.

Вблизи было видно, что это не конь. Золотой грифон хромал, левое крыло волочилось по земле, на золотой шерсти тут и там расползались алые пятна, и он жалобно стонал под весом латного всадника. Редрих раскачивался в седле, как пьяный, и рыцари то и дело оглядывались на своего короля. У ворот они остановились, спешились и помогли всаднику слезть с крутой спины. Без своей ноши грифон бессильно опустился на землю, высунув язык из клюва, как пес после долгой погони, и отполз, переломанный, притихший и бесполезный.

Редрих ступил на землю, изрыгая проклятья, как последний Сиротка. Левую руку он прижимал к груди, поддерживая правой. Когда король оказался ближе, Морра с изумлением поняла: его рука, обмотанная побагровевшим от крови плащом, обрублена почти до локтя. Но он держался не как тяжело раненный человек, и она вспомнила: он теперь тоже кьенгар. Исцеление – черт возьми, ее Дар по праву рождения! – не дало ему истечь кровью точно так же, как раньше вытащило из могилы Хроуста.