Отцовская скрипка в футляре (сборник)

— А летающую тарелку или папу римского Павла-Иоанна Круглова не видела? Пьяна же она была в стельку вместе с Постниковым! А на почве пьянства возникают галлюцинации.

— Но чем вы объясните ваш более чем странный маршрут в тот вечер? Почему вы миновали ворота ДОЗа и появились на его территории через пролом в заборе? Да еще весь в снегу.

— Этого вам никто не подтвердит. Вошел я на заводской двор как всегда — в ворота. Миновал территорию и пошел не в контору, а к сторожу Охапкину, с трудом его добудился. Может быть, действительно был в снегу. Виноват, упал во дворе, хотя и был трезвым. В проломы в заборах не лазил ни разу в жизни. Хожу только прямыми дорогами. — Чумаков замолк, не скрывая торжества, обозрел Дениса, привстал, коснулся руки следователя и сказал с напускным сочувствием: — Словом, Денис Евгеньевич, хотя вы и громко возвещали мне аж смертную казнь, сильно не сходятся у вас концы с концами. Все это психологические мотивы да подоплеки. Прямо следователь Порфирий Петрович из известного романа Достоевского. Только я ведь, к вашему сведению, не Раскольников, не убивал старуху-процентщицу и нет рядом со мной кроткой страстотерпицы Сони, которая побудила Раскольникова к покаянию и принятию мученического венца…

— Между прочим, гражданин Чумаков, — злясь на себя, на то, что не сумел заронить в душу Чумакова искру раскаяния, не разбудил его совести, не поколебал веру в неуязвимость его, Чумаковой, позиции, сказал Денис. — Между прочим, гражданин Чумаков, роман этот называется «Преступление и наказание»…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Григорий Иванович Макеев, болезненно худой, с бледным лицом, сидел за массивным письменным столом сумрачный и усталый. При виде Дениса Щербакова начальник следственного управления УВД слегка шевельнул светлыми густыми бровями и, видимо, счел на этом обмен приветствиями законченным. Поморщился и спросил совсем не служебно:

— Кишечник у тебя как, ничего?

— Ничего. Даже при командировочном меню.

— А вот у меня болит, проклятый. Даже и на домашних харчах. Совсем было собрался вызвать врача, отлежаться с неделю, потешить брюхо диетой, попить травки. — Вздохнул и сказал с явным сожалением: — Да помешала твоя обоюдоострая ситуация. — Опять вздохнул и, не пускаясь в объяснения, полюбопытствовал с живейшим интересом: — Что же, он у тебя и селедку приемлет, и соленое сальце, и водочку, когда случается?

— Кто приемлет?

— Да все он же — кишечник, говорю.

— Приемлет, — ответил Денис, настораживаясь: всему управлению было известно, ежели полковник начинал с медицинских тем, значит, дела его собеседника были незавидны.

А Макеев, продолжая ту же тему, вдруг возликовал:

— Вот что значит молодость — все приемлет! А с годами обзаводишься печеночными, почечными, кишечными коликами и прочей дрянью. Плешину обретаешь во всю башку. — Он погладил рукою свою напрочь лишенную растительности голову. — Правда, с годами, говорят, под черепом прибавляется извилин. Хотя наука утверждает, что еще никто из людей не использовал полностью энергию отпущенных нам природой нейронов. — Он посидел, уперев подбородок в положенные один на другой кулаки, оглядел Дениса и сказал вроде бы опять невпопад: — Хотя, в общем-то, годы не гарантия.

— Что случилось, товарищ полковник? — не выдержал Денис.

— Что случилось? — Макеев, что водилось за ним крайне редко, увел взгляд в сторону. — Случилось, наверное, то, что и должно было случиться, в соответствии с внутренней логикой событий и логикой поведения человеческих индивидуальностей. — Макеев прокашлялся и продолжал хладнокровно, но в каждом слове сквозило глубокое недоумение и недовольство: — В общем, вчера вечером, поддавшись твоему натиску и начитавшись реляций о добытых тобою уликах и доказательствах против Чумакова, отправился я к прокурору области, Петру Михайловичу, за санкцией на арест гражданина Чумакова. Ну, ты Петра Михайловича знаешь. Он санкцию на арест даже задержанного на месте преступления карманника не дает без неопровержимых доказательств вины. В полном соответствии с законом, между прочим. А тут — Чумаков! Субъект, и верно, не без заслуг. Оседлый, не из тех, кто ударится в бега… Сидим мы с Петром Михайловичем, беседуем, не скажу, чтобы очень дружелюбно. Взвешиваем, пробуем на глаз и на зуб каждый твой довод. Клониться он уже стал к нашим позициям. Постановление на арест положил перед собой… И вдруг вбегает дежурный прокурор и докладывает: управляющий трестом «Электросетьстрой» Федор Иннокентьевич Чумаков в своем служебном кабинете покончил жизнь самоубийством.

Петр Михайлович аж побелел: «Дорасследовались, говорит, Пинкертоны. Санкцию на него дал сам господь бог…»

Макеев умолк, переживая тот горький момент, сказал с мрачной усмешкой:

— Как сказали бы верующие, предстал перед судом всевышнего… А проще говоря, покуда мы обговаривали да согласовывали водворение его высокой особы в следственный изолятор, ускользнул от народного суда…