Отцовская скрипка в футляре (сборник)

«Не мешал, но и пособлял не шибко, — хотел рубануть Овсянников в оправдание себе. — Где бы ни стряслось чего, сразу: «Овсянников, поезжай, разберись». А что ни день — новые происшествия. Об убийстве Бодылина и мозгами-то пораскинуть некогда».

Однако Антон поостерегся высказываться так откровенно. Как ни обиден язвительный тон Валдиса, но крыть Овсянникову нечем. Месяц промелькнул, но ни золото не найдено, ни убийца. Даже и следов никаких. И с обысками по воровским малинам ходил, и скупщиков краденого допрашивал как мог строго, — бодылинское золото растаяло, будто снег весной… А что касается происшествий, так не Валдис же их придумывает, и не один Овсянников в запарке.

Валдис оглядел его пытливо:

— Так где же он есть, тот пуд золота и тот экспроприатор-одиночка?

— Где же ему быть? — Овсянников вздохнул. — Хоронится на хазе. А коли умный, то и вовсе скрылся из города. Может, к границе путь взял. Может, в тайге затаился, ждет, пока все угомонятся…

— Может! Не может!.. Кто ты есть, Овсянников, — красный субинспектор или гадальщик на бобах?

— Не совладать мне одному, нашему губрозыску то есть. Без соседей, без их подсобления нам золото это не сыскать и налетчика не изловить. Надобно всем сибирским розыскам приналечь артельно.

— Артельно! — Валдис фыркнул. — Тебе-то, субинспектору, может, и прилично на всю Сибирь кричать «караул». А мне, начальнику угрозыска, совестно. Скажут, хороша в Краснокаменске революционная милиция и начальник там молодец. Сами палец о палец не ударили, а зовут на помощь: сыщите нам по всей Сибири невесть кого и невесть что. И откуда в тебе, Овсянников, это желание держать ручки в брючки. Нет, ты сам себе набей трудовые мозоли. Говоришь, «на хазе», а ты прошел, проверил эти хазы?

— Кабы знать их все, берлоги эти…

— Хорошо, хоть меня послушал, не написал в рапорте про Филина. Стал бы посмешищем, Филин-то в Таежинске за решеткой…

Овсянников понурился:

— Обозналась, видно, старуха.

— То-то, что обозналась. Где твоя революционная бдительность, Овсянников? А если старуха Проколова в сговоре с бандитами и навела тебя на ложный след? Ты и клюнул на приманку. Скажи спасибо, что я приказал этой старой карге не распускать провокационных слухов. Она бы долго водила тебя за нос, пока вовсе не затащила в контрреволюционное болото.

— Старуха Проколова? Меня в контрреволюционное болото?!

— Стыдно, Овсянников! Враг не спит!.. Кругом враг. А ты берешь под защиту непроверенную старуху. Это же полная потеря классовой бдительности.

Валдис привычно зашагал по кабинету. Поскрипывали начищенные сапоги, туго затянутые ремни портупеи. Сказал с расстановкой:

— Другой начальник угро упек бы тебя под суд революционного трибунала. За халатность, за медлительность в расследовании. Я хорошо отношусь к тебе, Антон, будто к сыну. Возьму твой грех на свою душу.

— Это как? — оторопел Овсянников.

— Прекращать надо, Антон Максимович, дело. Подумай сам. Кто погиб? Наш брат по классу, пролетарий труда? Красный герой? — Валдис пожал плечами, презрительно фыркнул. — И сказать-то противно — Бодылин! Кровосос! Эксплуататор! Да туда ему и дорога. Пристрелили бандиты. Спасибо, пулю нам сберегли. Кабы не золото, мы бы и вмешиваться не стали.

— Так вы же сами, — Овсянников трудно прокашлялся. — Вы же сами говорили: у Бодылина пуды золота А в республике разорение, люди пухнут с голода… А теперь… Ничего не найдя, закрыть дело. И потом… Какой бы он там ни был, Бодылин, пусть и классово нам чуждый, да ведь человек. И убивать его не дозволено никому…

Валдис с недоверчивым интересом окинул взглядом субинспектора от порыжелых сапог до застиранной ветхой гимнастерки и сказал презрительно:

— Ты, Овсянников, не подходишь для нашей работы. Добренький чересчур и классового чутья лишен совершенно. Разве я сказал закрыть дело? Я сказал: прекратить сейчас, — он выделил это «сейчас», — операцию. Хочу помочь тебе, поскольку ты зашел в тупик. И я не сказал; прекратить розыск этого золота. Нам надо быть настороже, и как только бандиты высунутся из укрытия, мы их за ушко да на солнышко. — Валдис потер руки, засмеялся и договорил жестко: — Я хотел по-товарищески помочь тебе. Но ты не хочешь понимать этого. Что же, пиши рапорт, почему провалил операцию. Решим: просто выгнать тебя или под трибунал.

Овсянников живо представил, как его распоясанного поведут под винтовками в трибунал, поежился и подумал, что, может быть, прав Валдис: надо выждать, пока убийца почувствует себя в безопасности.

— Если ваше такое распоряжение, — неуверенно сказал Овсянников, — я могу написать постановление…

— Я не приказываю тебе, а советую, — тихо сказал Валдис. — Дело битое, безнадежное. У нас и так хлопот полон рот. Выноси постановление да езжай в Таежинский уезд. Там убили продовольственного комиссара. Это тебе не бывший человек Бодылин…

— В Таежинске, — продолжал Овсянников, — я пробыл почти год. Пришлось погоняться за несколькими бандами. А когда вернулся в угрозыск, Валдиса уже не было в живых.

— Яков Филин в это время был в заключении?

— Он снова бежал из тюрьмы. Причем бесследно.