— Так что, сколько я выпил, сказать не могу, — закончил Касаткин. — Принимали, так сказать, по потребности. Ну, что скрывать, захмелел крепко. Не помню даже, куда и с кем ехал. Вот и нанесло…
— Опохмеляться теперь лет десять придется, — строго сказал участковый. — Ты ведь насмерть Юрку Селянина…
— Кого?! — Степан с трудом удержался, чтобы не сесть на снег. Ежась от нервного озноба, проговорил чуть слышно: — Как?… Юрку?! Господи! Как же так?!..
Из-за угла вывернул мотоцикл, остановился перед участковым:
— Товарищ лейтенант! Федор Иннокентьевич Чумаков и главный врач больницы послали за вами. Они там на дороге обследуют погибшего, зовут вас осмотреть место происшествия.
Лейтенант Сомов шагнул к мотоциклу, но снова взвихрился снег, налетел ветер. Сомов остановился, сдвинул на лоб шапку, смачно поскреб затылок и сказал:
— Сошлось все как назло. Свадьба у меня, у единственного сына. Самый разгар. — Затоптался перед мотоциклом и сказал: — Передай доктору: лейтенант Сомов по вызову товарища Чумакова там был уже, видел, что надо. Пусть теперь доктор делает, что полагается, а я напишу протокол. Все совершенно очевидно. Свидетелей вон сколько. Все своими глазами видели, как пьяный Юрий Селянин лежал на дороге, а пьяный Касаткин наехал на него. Дорожное происшествие. Тут ни Шерлок Холмс, ни эти самые Знатоки не потребуются. Тут и мы разберемся. Задержанный признает свою вину. Ты, Касаткин, как, признаешь себя виновным?
Касаткин помедлил с ответом. Вспомнилась Клава, тихая, беззлобная, слова укора не слыхал от нее никогда. И ребятишки вспомнились, сыновья-двойняшки, Витька и Вовка, совсем еще малыши, старший, Валерка, только будущей осенью в школу пойдет. Каково-то Клаве придется с тремя парнями? У Клавы и специальности никакой. Как говорится, кто куда пошлет… Лет десять отмерят… Человека задавил… И кого? Юрку Селянина… На глазах рос парень. И в песочке играл, и в школу пошел, и с девчонками сумерничал на лавочках. Как Павел горе такое переживет. И Фрося… Надо же случиться такой беде…
Степан переступил с ноги на ногу, втянул в себя морозный воздух и сказал твердо:
— Чего же не признавать-то, гражданин участковый. Хоть и не помню я по пьяному делу, как наехал на него, но против факта не попрешь…
На том и стоял Степан Касаткин на следствии в райотделе. Ответ его звучал одинаково: «Как наехал на погибшего, не помню, а что наехал — не спорю, люди видели. Моя вина…»
А через полчаса, прислонив свою задубелую, колючую щеку к мокрому от слез лицу Клавы, Степан нашептывал:
— Хоть на побывку отпустили к тебе с ребятишками — и на том спасибо…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Среди своих коллег Григорий Иванович Макеев слыл личностью сухой, желчной и крайне суровой. «Не человек, а компьютер, запрограммированный на букву закона, — говорили о нем. — Такой родного сына за малую провинность бестрепетно отправит на скамью подсудимых». А другие возражали: «Зато безвинного никогда не упечет за решетку».
И лишь близкие Григорию Ивановичу люди знали, что стареющий полковник милиции давно тяжело болен, что в мальчишестве пережил он ленинградскую блокаду, схоронил там родителей и с тех черных дней понес через жизнь мучительную болезнь желудка.
Вызов к полковнику Макееву капитан Денис Щербаков воспринял с некоторой надеждой: вдруг да полковник в добром расположении духа и рапорту Щербакова, на который он возлагал столько надежд, будет дан надлежащий ход. Но едва Щербаков вошел в кабинет полковника, как тот сразу же и безжалостно перечеркнул все надежды.
— Прочитал я ваш рапорт, Денис Евгеньевич, — обычным своим желчным тоном начал Макеев, — и, простите, не желаю даже входить в обсуждение. Намерение ваше уволиться из органов внутренних дел и поступить в аспирантуру университета поддержать не могу. В заочную аспирантуру — сколько угодно… А в очную… — Он развел руками: — Не говоря уже о материальных утратах, и весьма для вас и вашей будущей супруги чувствительных, главное то, что вы, капитан, — следователь! На научной стезе только маяться станете. А чтобы не было у вас излишних сомнений в себе, отправляйтесь-ка прямо сегодня в командировку, в Шараповский райотдел. Есть, знаете ли, в этом райотделе старший следователь капитан Стуков. Известен он мне давно. Человек в нашем аппарате даже заслуженный. Вот этот Стуков два года назад прекратил уголовное дело по автоаварии со смертельным исходом, расценив происшедшее как несчастный случай. Между тем отец погибшего юноши принес мне на днях жалобу, требует найти виновника гибели сына. Я ознакомился с делом. Есть в доводах потерпевшего, над чем подумать. Я тоже усомнился в том, что это несчастный случай, и отменил постановление Стукова. Вам теперь надлежит установить истину.
Щербаков, с трудом сдерживая в себе обиду (признает следователем, а посылает на такое пустяковое дело), спросил довольно ершисто:
— А есть ли там истина иная, кроме той, какую установил Стуков?
Полковник в задумчивости подвигал по столу очки и сказал: