Отцовская скрипка в футляре (сборник)

— Прикажете, Круглова, понимать вас в том смысле, что товарищ, — он нарочито выделил голосом это уважительное слово, — товарищ Чумаков затаился в темноте у березы и дожидался идущего по дороге Юрия Селянина, чтобы лишить его жизни? Почему же вы два года назад не сказали об этом?

— Именно так. Чумаков! Затаился и подкарауливал Юрия… — ни секунды не колеблясь, подтвердила Круглова. — А не сказала?… Так ведь меня никто не допрашивал. Все верили: Юрия задавил Касаткин. Да если бы и спросили, не сказала бы ни словечка. Мы с Чумаковым вроде как заложники один у другого.

Стуков, часто мигая, растерянно и подавленно засматривал в глаза то Лидии Ивановне, то своему коллеге, потом шумно отдуваясь, как после жаркой бани, достал носовой платок, обмахнул багровое, взопревшее лицо и сказал хоть и строго, но не очень уверенно:

— Ты что же, Лидия, своими глазами видела убийство?

— Вы что, Василий Николаевич, или уж вовсе не знаете Чумакова? Желаете, чтоб такой пройдоха и ловкач убийство совершил на глазах всего честного народа?

— Значит, это ваши предположения? — с непонятным облегчением спросил Денис.

— Уверенность! И полная. Чумаков даже за березу вильнул, когда мы его осветили фарами. Постников не заметил его. А я усекла и фигуру его медвежью, и шапку боярскую, на всю округу единственную! Василий Николаевич, когда из Ташкента меня вез, объяснил, что Постников не наезжал на Юрия. Да это я и сама знаю. Но Юрка-то мертвый… Кто же мог лишить его жизни? Сердце мое чует — только Чумаков! С чего бы ему ночью в метель прятаться за эту березу в километре от ворот завода. Он и днем мимо нее только на машине проезжал. Таких совпадений не бывает. Чумаков прячется ночью за березой и там же погибает Юрий!.. Мы с Игорем до центра поселка доехали и кроме Юрия и Чумакова никого не встретили. Разве это не доказательство? Или опять старая песня: «Товарищ Чумаков таким товарищам товарищ…»

Денис, свыкаясь с этой ошеломляющей новостью, снова думал: сколь велика порой брешь между доводами так называемого здравого смысла и строгими велениями закона. И, наверное, это очень хорошо, что такая брешь существует… Что прежде, чем доводы здравого смысла и даже убеждения следователя станут формулировками обвинительного заключения, будут не раз взвешены неопровержимые факты, не допускающие никакой двусмысленности в их толковании.

Василий Николаевич Стуков, должно быть, тоже подумал об этом. И спросил недоверчиво:

— Вы что же это, гражданка Круглова, располагаете данными, что у товарища Чумакова были важные причины, чтобы физически устранить Юрия Селянина?

Лидия Ивановна замолкла надолго. Разгорелись на лице красные пятна, будто следы пощечин, потемнели кукольные глаза… И голос изменился, осел, хрипловатым стал…

— Эх, не миновать, видно, во всем колоться… Были у него причины, важнейшие из важнейших. Чумаков молится двум богам. Один бог — власть, должность. Другой — даже повыше первого — деньги. А получилось так, что Юрий Селянин мог этих богов заставить отвернуться от Чумакова.

Лидия Ивановна сидела, подперев руками лицо, смотрела себе под ноги, мысленно снова и снова спрашивала себя: неужели последняя черта? Неужели нет никакого запасного выхода? И в первый раз поверила: да, последняя, отступление невозможно. Вздохнула, подняла бледное лицо, кивнула на жужжащий магнитофон и сказала с вызовом:

— Припасайте побольше пленки, рассказывать буду долго…

2

После именин Аркадия Лузгина, когда Чумаков вскользь упомянул про древесину, поваленную высоковольтниками, Лидия Ивановна в первый раз задумалась: что это?… Перст судьбы? Благословение Рахманкула?

Ее не печалили баснословные убытки, какие несло государство от бессмысленной порчи ценнейшего природного сырья. Всю ночь просидела Лидия Ивановна над листком бумаги, испещренным столбиками цифр. Подсчитывала, зачеркивала столбики, писала новые. Возбужденно потирала руки. Выходило, что прав был тот гостеприимный председатель колхоза: прибыли от перевозки этого бросового леса в среднеазиатские селения намного превосходили доходы денежных дел мастера Рахманкула…

С этой утешительной мыслью и отбыла Лидия Ивановна в Ташкент.

Не прошло и двух месяцев, как Лидия Ивановна возвратилась под крышу родного дома.

— Я теперь, мама, важный человек. Права мне даны такие большие. — Она многозначительно кивнула на привезенный с собой тощий портфельчик. — Вскоре передо мною всяк станет шапку ломать. А ты говоришь, недоучка, балаболка.

— «Не хвались, идучи на рать…» — проворчала Анна Федоровна.

На следующее утро Лидия Ивановна, приняв самый деловой вид, на какой только была способна, явилась в райисполком.

— Здравствуйте. Я — особоуполномоченный группы среднеазиатских колхозов по заготовке для них леса. Вот мои документы.